Колыма. Лагерь Днепровский. Как выглядят заброшенные лагеря на колыме Колымские тюрьмы и лагеря болезни

75 лет назад, в 1936 году, на Колыме был создан зловещий сталинский концлагерь под названием «Бутыгычаг». Всем мертвым и живым, кто прошел через ад колымских концлагерей смерти, посвящаю этот очерк.

Когда я жил в Красноярске, городе на сибирской реке Енисее, познакомился с двумя мужчинами. Они совсем не знали друг друга, но у них была схожая, необычная, тяжелейшая судьба. Оба отбыли длительные сроки заключения в колымских концлагерях. Один из них – Петр Федоров. Из его рассказов я узнал, что в 1937 году его, 20 – летнего парня, работавшего помощником машиниста поезда, по клеветническому доносу арестовало Харьковское УНКВД за якобы участие среди рабочих – железнодорожников, готовивших свержение советской власти. Зловещая тройка, «внесудебный орган», вынесла приговор и поставила на нем клеймо – «враг народа», и на долгие годы упекла его в сталинские концлагеря, последние 10 лет из которых находился в колымских. Федоров был одним из тех заключенных, у которых не было срока заключения, он мог находиться в лагере бессрочно. Об этом он узнал через 18 лет в тот день, когда лагерное начальство объявило ему, что в лагере он находится незаконно и подлежит освобождению и реабилитации.
Мое знакомство с Петром Федоровым произошло неожиданно. В центре Красноярска, напротив стадиона «Локомотив», с незапамятных времен, стоял старенький, кирпичный домик, в нем размещался охотничий магазинчик. Когда наступала весна, любители – охотники часто посещали этот магазинчик, разглядывая, что нового появилось на охотничьем прилавке, одновременно перебрасывались парой слов между собой о предстоящей охоте. В один из дней я заскочил в охотничий магазинчик, чтобы выбрать дробь на уток и гусей. Стоявший рядом мужчина поинтересовался, где я охочусь весной. Мужчина – невысокого роста, смуглый, худощавый, намного старше меня. Между нами завязался разговор, и мы познакомились. Из беглого разговора было ясно, что он хорошо разбирается в охоте и в провианте.
Петр Федоров внешне и внутренне производил впечатление спокойного, волевого человека. Сказывалась выработанная за долгие годы нахождения в колымских концлагерях привычка борьбы за жизнь. Он оказался большим любителем природы, и предпочитал весну проводить на спортивной охоте, которой занимался с молодых лет. Мы часто вместе выезжали на весенние перелеты уток и гусей на Усть – Тунгуское болото, которое находится в 40 километрах от города Енисейска. Оторванность от городской суеты, весеннее тепло, причудливое природное окружение, все это создавало необыкновенную атмосферу, и мы подолгу засиживались в скрадах, собранных из гибких прутьев тальника и закрытых желтой, сильно пахнувшей соломой, ожидая перелеты уток и гусей. Иногда мы уютно располагались у жарко горевшего костра, на тагане которого прела вкусная похлебка из весенней дичи, и Петр Федоров, не торопясь, раз за разом, рассказывал о той, совсем никому неизвестной колымской жизни в концлагерях. Последний концлагерь, из которого он был освобожден в 1955 году, назывался ОЛП – 1 – отдельный лагерный пункт строгой изоляции, где находились смертники. Не стесняясь соленых выражений по адресу верховной власти, НКВД, он с чувством негодования рассказывал, как в пустынном краю вечной мерзлоты, на Колыме, существовали сталинские концлагеря истребления людей. Петр Федоров был отменным стрелком. Если четверка кряковых уток налетала на скрад, то двух он обязательно выбивал. У него было особое, исключительно бережливое отношение к своему ружью. Независимо от того, был ли сегодня выстрел из ружья, но, приходя на стан, он первым делом доставал из рюкзака маленькую железную баночку с масляной тряпочкой и тщательно протирал свое ружье. Кстати, эту баночку он подарил мне, и я бережно храню ее, всегда вспоминая его. К сожалению, Петр Федоров прожил после нашего знакомства совсем мало, и вскоре умер.
Суровую правду о колымских концлагерях поведал мне и другой их узник, известный музыкант, пианист Ананий Ефимович Шварцбург. Мое знакомство с ним, как и с Петром Федоровым, произошло тоже случайно и неожиданно. Я часто посещал Красноярскую краевую научную библиотеку, где упорно изучал многие неизвестные мне сведения из истории Приенисейского края. Днем, чтобы передохнуть от прочитанного, я выбегал в городской парк, который находится рядом с библиотекой. В парке было много уединенных, закрытых густыми, зелеными деревьями песчаных дорожек, и, гуляя по ним, я быстро восстанавливал свои затраченные силы при чтении интересных исторических материалов. В один из теплых, солнечных дней я как всегда появился в парке и вышел к той аллее, где на столбе висел радиодинамик. Как раз по радио транслировали концерт, и по парку лилась красивая музыка Петра Ильича Чайковского, из балета «Лебединое озеро», «Танец маленьких лебедей». Из – за поворота, закрытого густыми кустами зелено – серебристой акации, на аллею вышел мужчина солидного возраста, и сходу спросил меня: «Любите слушать симфоническую музыку?» Я кивнул головой, обратив внимание на его интеллигентный внешний вид. Мужчина среднего роста, широкоплечий, с густой шевелюрой посЕдевших волос на голове. Он был опрятно одет в черный костюм, из – под воротничка белой рубашки выглядывала малинового цвета бабочка. Через несколько дней мы снова встретились в парке, на том же месте. Мужчина, подойдя ко мне, протянул мне дружественно руку и сказал: «Будем знакомы, Ананий Ефимович Шврцбург». Я также назвал свои имя и фамилию. Уже при этой встрече он многое рассказал о себе. И самое главное, нас сблизило в знакомстве то, что Ананий Ефимович уже побывал в ссылке в деревне Мотыгино, на Ангаре, в Удерйском золотопромышленном районе. А я, еще, будучи мальчишкой, проживал в восьмидесяти километрах севернее деревни Мотыгино, на прииске Центральном, который являлся центром Удерейского района. Сблизило нас еще и то, что Ананию Ефимовичу пришлось побывать в ссылке и в городе Енисейске, который я считал городом своей юности. А. Е. Шварцбург попал на Колыму в 1938 году, совсем молодым парнем, только что окончившим Ленинградскую консерваторию. Долгие 11 лет он находился в колымских сталинских концлагерях. Его фамилию я нашел в списке магаданских заключенных за 1938 год в книге «Магадан. Конспект прошлого» (1989). Его судьба как молодого человека ко времени окончания консерватории, сложилась так же, как и многих людей того времени. НКВД пустил провокационный слух, будто в Ленинграде существует тайная студенческая организация, готовившая ликвидацию советской власти. Начались повальные аресты студентов без разбора. В числе арестованных оказался и бывший студент А. Е. Шварцбург. А дальше, приговор тройки, переброска от Ленинграда до Магадана, длившаяся несколько месяцев. Но как потом выяснилось, не было никакой тайной студенческой организации, не было никакой и подготовки к свержению советской власти.
Встречаясь в городском парке, мы подолгу и неторопливо вели разговоры. У Анания Ефимовича был приятный голос спокойного тона. Рассказывая о колымских годах жизни, он обдумывал каждое слово, выражение, старался придать им логику суждений. Завершали прогулку по парку спуском вниз, к берегу Енисея. Ананий Ефимович подходил к гранитным набережным блокам и стучал по ним кулаком, попутно бросая свой проницательный взгляд на правобережный хребет Енисея. Гранит на набережной, говорил он, напоминает ему ледяные гранитные колымские глыбы, каких много ему пришлось повидать на Колыме. А хребет, простирающийся вдоль берега Енисея, напоминает колымское нагорье, пересекающее всю колымскую местность пополам. Ананий Ефмович, несомненно, был талантливой музыкальной натурой и, глядя на гранит набережной и горный хребет, что – то напевал, видимо думая о том, как все увиденное можно представить в виде музыкальной импровизации. Последние годы он работал музыкальным руководителем Красноярской филармонии. В те годы филармония устраивала свои концерты в доме культуры железнодорожников. Зная об этом, я дважды посетил дом культуры, в котором под руководством А. Е. Шврцбурга проходили концерты. Он садился за рояль, и этим украшал проходивший концерт. И хотя А. Е. Шварцбург не был урожденным красноярцем, а пришлым ссыльным, однако горожане уважительно относились к нему, и сильно сожалели о его кончине.
Петр Федоров и Ананий Шварцбург перенесли длительную, тяжелейшую каторгу в колымских концлагерях, и, заметно подорвав свое здоровье, понимали, что их жизненных резервов надолго не хватит. И я замечал, что они радовались каждому прожитому дню свободной жизни, о которой, находясь на Колыме, не приходилось и мечтать. Рассказы Петра Федорова и Анания Шварцбурга долгие годы подталкивали меня, чтобы я написал об узниках колымских концлагерей очерк. Но ввиду отсутствия полных сведений о них, у меня это никак не получалось. Даже, несмотря на то, что в жизни мне дважды пришлось побывать в далекой Якутии, в ее столице, городе Якутске. Один раз осенью, другой, в зимнюю морозную стужу. И всякий раз, бывая там, я мысленно и прямолинейно представлял путь от Якутска до Колымы. Наконец, я собрал во многих библиотеках разрозненные в книгах, журналах и газетах сведения, хорошо их проработал, и после этого мне все же удалось очертить некую историческую панораму трагических событий на золоторудной Колыме тех далеких лет.
Историю трагической Колымы надо рассматривать в контексте тех катастрофических событий, которые обрушились на Россию в 1917 году.
В октябре 1917 года Петроградским Военно – революционным комитетом был совершен акт революционного, вооруженного насилия, государственный переворот, ликвидировано существующее российское государство, государственную власть захватила ололтелая кучка большевиков, подстрекаемая обезумевшим пролетариатом и охлократией – уличной толпой. Кучка большевиков в основном состояла из российских эмигрантов, среди них было много евреев, не скрывавших своей ненависти к русским. Революция переросла в классовую, кровопролитную гражданскую войну, которая продолжалась до окончания изуверской коллективизации в деревне. Экономика в России под гнетом революционного, пролетарско – большевистского насилия рухнула, страна оказалась в тисках мощнейшего экономического кризиса. Между политическими группировками развернулась жесточайшая борьба за государственную власть. Для вывода России из экономического кризиса, а фактически для удержания зашатавшейся власти в своих руках, большевики идут на беспрецедентную акцию – организацию рабского принудительного, каторжного труда в форме массовых концлагерей, среди которых колымские будут занимать особое место. Колымские концлагеря возникли в пустынном краю вечной мерзлоты, на далекой Колыме, узники которых были брошены на добычу только что найденного желтого металла – золота. Колымских концлагерей было много, через них прошли миллионы каторжан. Многие из них навсегда остались в ледяной колымской земле.
Кошмарные события на золоторудной Колыме тех далеких лет стали забываться, и о них в последнее время даже не вспоминают, как – будто их и не было в нашей истории.
Слово «Колыма» воспринимается с содроганием. И на это есть объективные причины. Колыма – огромная территория на Северо – Востоке Сибири, в Магаданской области, и включает в себя Колымское нагорье длиною 1300 км и высотою до 1962 метров над уровнем моря, то есть это высокогорье, где ощущается большой недостаток кислорода. Через эту территорию протекает река Колыма, длиною 2129 км, которая берет свое начало в Якутии, протекает через Магаданскую область, и впадает в Восточно – Сибирское море. Колыма граничит с Чукоткой. На Колыму оказывает сильное влияние морской климат. Магаданская область, на которой расположено Колымское нагорье, омывается Восточно – Сибирским, Чукотским, Беринговым и Охотскими морями. Большая часть Колымской площади – горная тундра, в долинах которой – заболоченное редколесье. Под толстым слоем мха – сплошняком песчаник и гранит. Кругом глубокие, непроходимые снега. Колыма – пустынный край вечной мерзлоты и ледяного ветра. В зимние месяцы температура падает до 71 градуса ниже нуля. Лед и снег на Колыме держатся почти круглый год, там постоянно висит густой, ледяной, словно оловянный туман. Известная песня, которую пели колымские заключенные:
«Колыма ты, Колыма, чудная планета!
Двенадцать месяцев зима, остальное лето!»
Известно, что Колыма воспринимается как золотоносный край. Его освоение происходило долго и трудно. О Колыме известно с середины XVII века. В 1650 году возникло первое поселение под названием Среднеколымское. От населенного пункта Верхоянска, основанного в 1638 году, до Среднеколымска была проложена почтовая дорога. Несмотря на свою суровость и недоступность, Якутско – Магаданский край всегда привлекал внимание российских золотопромышленников, которые догадывались, что в междуречье Лены и Колымы имеется золото. В 1864 году золотопромышленники Катышевцевы для поиска и добычи золота на Лене образовали «Ленское золотопромышленное товарищество», а в 1867 году российские банкиры и золотопромышленники Бенардаки учредили Верхгне – Амурскую золотопромышленную компанию» для поиска и добычи золота в междуречье Лены и Колымы. К концу XIX – началу XX веков российскими золотопромышленниками уже была широко развернута добыча золота, а на ленских приисках, применялась гидравлика, а в 1897 году там была построена и первая в Сибири электростанция. В 1891 году Российской Императорской Академией наук под руководством И. Д. Черского была организована первая экспедиция для геологического исследования рек Колымы, Индигирки и Яны. По результатам экспедиции И. Д. Черский в 1893 году опубликовал в Санкт – Петербурге отчет об исследованиях в области этих рек, в котором было дано подробное географическое описание местности, расположенной по реке Колыме и горных пород. Была составлена подробная карта Колымского края, представлен список полезных ископаемых, среди которых – кварцевые жилы – спутники золота.
В 1899 году американские золотоискатели открыли богатые залежи золота у мыса Нома, напротив Чукотки. Это подталкивало американцев пробраться на поиски золота и на Колыму. И чтобы не дать американцам подступиться к Колыме, в 1900 – 1901 годах туда, были, направлены, две русские экспедиции, одна из них под командой горного инженера К. И. Богдановича, которая нашла золотоносную породу во многих местах Чукотского полуострова.
Проходили годы, но организовать дальнейшие поиски золота и его промышленную добычу на Колыме не удавалось. Однако, как пишет Е. К. Устиев в книге «У истоков золотой речки» (1977) «в начале 1900 – х годов на Колыме мыли золото. Этим занимались беглые солдаты, скрывавшиеся от военно – полевого суда».
Русские золотопромышленники, конечно, завершили бы поиски золота на Колыме и организовали его промышленную добычу. Но в России произошли разрушительные события, большевики совершили вооруженный переворот и захватили государственную власть, приостановив не только поиски золота, но и его промышленную добычу. Большевики, движимые классовыми предрассудками, развязали истребительную, кровопролитную гражданскую войну, и принялись за национализацию частной собственности в российской золотодобывающей промышленности, всячески ее уничтожая. И добились своего. Если накануне революции, в 1910 – 1917 годах, в России ежегодно добывалось в среднем 55 тонн 188 килограммов золота, то в 1920 – 1924 годах, в период самого бурного большевистского беспредела, золотодобыча сократилась в 8, 5 раза, составляя в среднем 6 тонн 484 килограмма в год.
Золотой запас в России накапливался десятилетиями, характеризуя ее экономическое и финансовое могущество. Большевикам достался увесистый золотой пирог, весом 1338 тонн. Захватив власть, большевики в первую очередь насытились этим пирогом вдоволь. И золотые запасы России бесследно исчезали из банков, словно вода из дырявой бочки. В 1918 – 1922 годах большевики выплатили кайзеровской Германии по условиям унизительного Брест – Литовского договора в качестве контрибуции солидную долю русского золота, похитили часть золотого запаса перед отправкой его в Казань, переправили золото на случай падения своей власти в Америку и выкрали часть драгоценного металла из банков Урала и Сибири, и все это составило общим весом более 1400 тонн золота. Немало золота большевики положили и на личные счета в зарубежные банки, пустили на содержание Коминтерна. Несчетное количество золота бесследно исчезло через ВЧК – ГПУ и Гохран. Передел России большевиками обернулся тем, что еще около 492 тонн русского золота она потеряла, треть которого (колчаковского) осела в банках Англии, Японии, США. Накануне октябрьского переворота в 1917 году в Российском государственном банке имелся большой запас и денежной золотой наличности – 1 миллиард 292 миллиона золотых рублей. Большевики, создавая специальные реквизиционные отряды, вовсю грабили национальные, государственные банки, и к весне 1919 года денежной золотой наличности в них осталось всего половина.
Большевики ожесточенно боролись за удержание своей власти, проливая людскую кровь. Они не только расхищали национальный, государственный золотой запас, но и нещадно уничтожали людской и промышленный потенциал, насильственно насаждая ненавистную коллективизацию в деревне, вырубив под корень российское крестьянство, и безумную ускоренную индустриализацию в городе. Сталин, зная финансовое состояние страны, видел, что если в создаваемой им красной империи не будет золотого запаса, и казна будет пустовать, как «лунный кратер», то она скоро экономически рухнет. И начался лихорадочный грабеж населения страны: большевики, устроив еще раз перетряску всему населению на золотую наличность, и, опустошив религиозные храмы, однако поняли, что таким способом создать золотой запас, практически не удастся, и ринулись на поиски драгоценного металла в неведомые края.
В 1928 году для поиска золота на далекой, холодной Колыме была создана первая Колымская геологоразведочная экспедиция под руководством геолога Ю. А. Билибина. Юрий Александрович Билибин родился в 1901 году, в старинной дворянской семье, в городе Ростове Ярославской губернии. В 1926 году после окончания Петроградского горного института (переименованного в Ленинградский) был направлен работать геологом в трест «Алданзолото». Билибин начал поиски золота на Колыме не с чистого листа, хорошо был знаком с результатами геологических исследований И. Д. Черского. В 1929 году на Колыме геологической экспедицией пол руководством Ю. А. Билибина было открыто крупное месторождение золота. Ю. А. Билибин, несомненно, был талантливым геологом, и ему сопутствовала удача. В июле 1930 года сразу же было создано Колымское главное приисковое управление.
Когда Сталину доложили о находке богатейших залежей золота на необжитой, плохо доступной Колыме, он, как узурпатор, инициатор большевистских репрессий, только что давший согласие на создание нескольких концлагерей для строительства Беломорско – Балтийского канала, сразу же решил, что колымскую золотую жилу можно взять только с помощью рабского труда. И 11 ноября 1930 года ЦК ВКП (б) принимает секретное постановление, обязывающее ОГПУ создать для освоения золотоносного колымского края огромный военизированный комбинат принудительного труда под общим названием «Дальстрой» с большим количеством концлагерей «строгой изоляции». Через весь СССР, с запада на восток, понеслись железнодорожные эшелоны, глухо набитые заключенными, конвоируемые отборными воинскими частями ОГПУ. Засекреченные эшелоны прибывали во Владивосток, оттуда заключенных перебрасывали морем пароходами до бухты Нагаева, а потом по бездорожью до пустынного, безлюдного места, на Колыму И. Бунич, упоминая об истории колымских концлагерей, в книге «Золото партии» (1994) пишет, что летом 1932 года первых заключенных числом 12 тысяч пригнали под усиленным конвоем 2500 солдат ОГПУ в сопровождении двухсот озверевших овчарок на необжитую Колыму, в то место, где и возникнет первый колымский концлагерь. «Целью экспедиции» было немедленное начало добычи золота. Заключенные были доставлены в одних рубахах. Грянувшие в сентябре морозы погубили всех». Живыми никто не остался. Вымерли все до единого человека. Но колымское золото сильно щекотало нервы большевикам и вскоре Колыму населяло уже 130 тысяч заключенных.
Многие узники колымских концлагерей, отбыв там заключение по 10 – 18 лет и, вырвавшись оттуда живыми, написали книги, в которых рассказали горькую, трагическую правду о гулаговской колымской жизни заключенных. Читая книги, написанные узниками колымских концлагерей, нельзя не содрогнуться. Эти книги можно считать библиографической редкостью. Вот эти книги: Шелест Г. «Колымские записи», Ж. «Знамя», 1964; Горбатов В. А. «Годы и войны», 1980; Жженов Г. «Омчагская долина», 1988; Жигулин А. «Черные камни», 1989; Ротфорт М. С. «Колыма – круги ада», 1991; Гинзбург Е. «Крутой маршрут», 1991; Шаламов В. «Колымские рассказы», 1992. Все авторы написанных книг утверждают, что на Колыме существовала изуверская, специальная лагерная система, включающая в себя концлагеря и ОЛП – отдельные лагерные пункты, которая подвергала заключенных жесточайшим испытаниям. В числе концлагерей были лагеря, в которых находились заключенные, приговоренные по фальсифицированным судебным делам к расстрелу, это были лагеря смертников.
«Дальстрой», рабская, каторжная вотчина советского большевизма, обладал неограниченной властью над заключенными, которую осуществляли карательные органы ОГПУ – НКВД. «Дальстрой» объединял 8 групп концлагерей, каждая из которых имела 200 лаготделений со средним наполнением в каждом в 1200 заключенных. Опираясь на эти показатели, не трудно подсчитать, какое количество заключенных находилось в колымских концлагерях.
Колымские концлагеря – приземистые, наскоро сколоченные бараки на вечной мерзлоте, тройная ограда из колючей проволоки, караульные вышки – скворечники, а в них – вооруженные охранники. Территория лагеря находилась под постоянным контролем вооруженного патруля с овчарками. При каждом лагере для наказания своя тюрьма с холодной камерой. В колымских концлагерях насаждались жесточайшие условия, несовместимые с существованием.
В. Шаламов пишет, что уже в 1938 году Колыма была превращена в единый спецлагерь. Со временем он объединял такие концлагеря, как «Штурмовой» (14 тысяч заключенных); «Джелгал» (страшный лагерь); «Глухарь»; «Черные камни» или группа концлагерей под названием «Бутыгычаг» с общей численностью 50 тысяч заключенных; «Мадьяк»; «Серпантинка» (лагерь для расстрелов); «Леньковый» (11 тысяч заключенных); «Большевик» (долина смерти); «Туманный» (особый режимный лагерь); ОЛП – 1 (отдельный лагерный пункт) или «Центральный» (25 – 30 тысяч заключенных).
Сколько заключенных прошло через колымские золотые концлагеря, никто не знает. Не удалось найти документальных сведений о численности узников на Колыме за разные годы. Источники свидетельствуют, что многие материалы по репрессиям были уничтожены в начале 1960 – х годов («АиФ», № 22, 1990). Уничтожались списки заключенных и при их освобождении из лагерей в 1950 – х годах. Имеющиеся публикации, которые иначе как заказными не назовешь, не могут служить фактом объективного анализа истории колымских концлагерей. Бывшие преподаватели истории ВКП (б) – КПСС, входившие в состав партийной номенклатуры, не стали в своих сочинениях называть истинное число заключенных, находившихся в концлагерях Колымы, всячески его занизив. Образчиком такого приема является С. А. Папков, автор книги «Сталинский террор в Сибири. 1928 – 1941 г. г.» (1997. В своей книге автор занизил число заключенных на Колыме до смехотворного показателя, считая, что с 1932 по 1941 год в колымских концлагерях ежегодно находилось совсем немного, 32 000 заключенных. По утверждению автора, за 10 лет, с 1932 по 1941 год на Колыму было депортировано всего 356 тысяч заключенных. И, несмотря на большевистско – коммунистических апологетов, умышленно занижающих численность заключенных в колымских концлагерях, этот вопрос надо постоянно изучать, чтобы ответить на другой вопрос, какова была людская стоимость лагерного социализма, создателем которого был узурпатор, маниакальный Сталин.
В. Шаламов попал в колымские концлагеря в первой половине 30 – х годов, и тянул срок заключенного почти 17 лет. И как живой свидетель лагерной Колымы, «вернувшийся из ада», написал потрясающую книгу «Колымские рассказы», в которой рассказал обо всем том, что там творилось. Он писал, что к 1936 году число рабсилы в колымских лагерях было увеличено в 9, 4 раза, А это значит, что только в 1936 году там находилось 419 249 заключенных, а не 32 тысячи, как это считает С. А. Папков. Пользуясь этим расчетом, можно говорить, что в 1937 году число заключенных увеличилось еще и достигло 722 907 человек. Авторами, тщательно изучавшими этот вопрос, установлено, что с конца 30 – х до начала 50 – х годов на Колыму ежегодно депортировали до 500 тысяч заключенных.
Роберт Конквест, английский историк, беспристрастно изучивший сталинские репрессии, сроки заключения и размах расстрелов в СССР, автор книги «Большой террор» (1991), считает, что численность заключенных на Колыме в начале 40 – х годов достигала 2 миллионов. В колымских концлагерях была очень высокая смертность, до половины заключенных умирало, не протянув и полутора лет. И сохранять контингент заключенных на «штатном» уровне, не представлялось возможным, и он постоянно обновлялся. Ольга Шатуновкая, испытавшая на себе все ужасы колымских концлагерей и готовившая материалы по сталинским репрессиям для доклада Н. С. Хрущева на XX КПСС в 1956 году, утверждала, что с 1937 года на Колыме счет заключенным шел на миллионы (А. Антонов – Овсеенко. «Литературная газета» 3 апреля, 1991).
Атмосферу ада в колымских концлагерях описывает известный актер Георгий Жженов, который был депортирован на Колыму 5 ноября 1939 года. В своей книге «Омчагская долина» (1988) он пишет: «Дорога в ад началась в штрафном прииске – лагере «Глухарь». В Омчагской долине золота было много. И кровь из носа, а золота подай! Сколько погибло людей, так и не осилив Дантовы круги колымского ада».
На Колыме, в пустынном краю вечной мерзлоты, наружная добыча золота в ледовом забое не прекращалась даже тогда, когда температура опускалась до пятидесяти градусов мороза. В концлагерях теплая одежда запрещалась, вместо валенок – парусиновые ботинки. Петр Федоров, смертельно больной, но не потерявший жажды к жизни, со свойственным ему холодным спокойствием рассказывал: «Добыча золота в колымских концлагерях обходилась дешевле в два раза по сравнению с теми приисками, где работали вольнонаемные. На колымских приисках заключенные добывали золото древнейшим способом, используя примитивные орудия труда – кайло, лопату и лоток. И чтобы получить пайку хлеба весом в восемьсот граммов, надо было за рабочий день, длившийся четырнадцать часов, выполнить норму промывки золота на 100% Истощенные голодом, мы едва, вытягивали, намывку золота на одну треть от плана, отсюда хлебную пайку выдавали всего в одну треть». Генерал В. А. Горбатов, прошедший через колымские лагеря в конце 30 –х начале 40 – х годов, писал, что осилить дневную норму дробления кайлом золоторудного гранита в вечной мерзлоте в подземном мраке было невозможно. Ведь скованная льдом гранитная руда добывалась на глубине тридцати – двести метров, и на ее оттаивание и подъем уходило много времени.
В книге «Реабилитирован посмертно» (1989) опубликованы воспоминания А. И. Мильчакова, который до заключения работал начальником «Главзолото», находился в сталинских концлагерях 16 лет, пришлось быть узником и колымских концлагерей. Он вспоминал, что в колымских концлагерях была и такая категория заключенных, как каторжане, на одежде которых крепились специальные опознавательные знаки. Из других источников известно, что каторжан размещали в концлагерях строгой изоляции, их заковывали в железные кандалы, они подлежали расстрелу.
Анатолий Жигулин в 1949 году молодым парнем был осужден Особым совещанием МГБ (внесудебным органом) за участие в молодежной нелегальной организации сроком на 10 лет, которая занималась перепиской мнений о государственном переустройстве советской власти. Он был конвоирован в болотистый Тайшетлаг, откуда тянули железнодорожную линию БАМ на восток. В августе 1952 года из Тайшетлага был переброшен в колымский концлагерь «Бутыгычаг», который называет «страшной черной дырой», где находилось 50 тысяч заключенных. Как колымский заключенный имел № 594. В 1954 году вырвался живым из колымского ада, был реабилитирован и, стал известным поэтом, написал книгу «Черные камни», в которой рассказал, что конвойники его как «врага народа» гоняли по лютому морозу в золотой забой в железных наручниках. А. Жигулин пишет, что концлагерь «Бутыгычаг» состоял из пяти крупных лагпунктов: «Черные камни»; «Горняк»; «Сопка»; «Коцуган» и лагерь – рудник им. Белова. Зимой температура держалась ниже 70 градусов по 2 – 3 месяца. И независимо от такой температуры, несовместимой с жизнью, приходилось спускаться в гранитную, ледовую шахту глубиною 240 метров.
На Колыме существовали так называемые ОЛП – особые лагерные пункты строгой изоляции, где находились только смертники. У лагерной охраны к этим смертникам, как и ко всем колымским заключенным, была патологическая, звериная ненависть. «Лагерные палачи, - вспоминает Михаил Ротфорт в книге «Колыма – круги ада», находившийся в колымских лагерях 10 лет, - подвергали узников концлагерей такой жесточайшей смерти, отчего стыла в жилах кровь. Палачи выгоняли раздетого заключенного на лютый мороз и облитого водой оставляли, пока он заживо не превращался в ледяную фигуру». Расстрелы заключенных для лагерных палачей служили своеобразным развлечением. Расстреливали по разным причинам. Переступил линию развешанных вешек на лесоповале – внезапный выстрел надзирателя из засады. Не вышел на работу три раза по причине голодного истощения или сильного заболевания – расстрел на виду у всех под гудение тракторов, под оркестр. Зверством отличался начальник концлагеря смертников «Серпантинка» палач Гаранин, который только в 1938 году хладнокровно расстрелял около двадцати шести тысяч заключенных.
Смертность в колымских концлагерях была самой высокой по ГУЛАГу. Об этом поведал алтайский крестьянин Нестор Новиков, который, как «враг народа» тянул лямку заключенного на Колыме 15 лет. Чудом оставшийся в живых и вернувшийся домой, он обо всем рассказал своему сыну Василию, а тот в свою очередь написал повесть «Шестьдесят три градуса ниже нуля», фрагмент которой под названием «Концлагерь» был опубликован в «Сибирской газете» (16 – 22 июля, 1990). Н. Новиков оказался в концлагере прииска «Леньковый» в начале зимы 1938 года, где находилось одиннадцать тысяч заключенных. А через короткое время, в январе 1939 года, из этих одиннадцати тысяч, в живых осталось менее двух тысяч. Такова по свидетельству самих заключенных была смертность в колымских концлагерях. Журнал «Вопросы истории» за 1989 – 1992 годы сообщал, что накануне войны в колымских лагерях погибло около 1 400 000 человек.
Варлам Шаламов – узник колымских концлагерей, писал, что заключенные, сломленные колымским адом – каторжным трудом, ледяным холодом и истощающим голодом, заживо выстилали собой дорогу в могильник. С содроганием узнаешь из его книги, что собой представляли колымские могилы: огромные, холодные каменные ямы доверху заполненные голыми скелетами мертвецов, на их рытье работали целые бригады могильщиков. Другой узник колымских концлагерей Георгий Шелест в «Колымских записях» повествует, что мертвых заключенных сваливали как мусор прямо в отработанные мерзлотные шахты. Колыму, как единый концлагерь, В. Шаламов сравнивает с немецко – фашистским концлагерем смерти Дахау, который, как известно, находился близ Мюнхена, в нем из 250 тысяч узников, 70 тысяч были фашистами замучены насмерть. Колымские заключенные не были похожи на людей, в большей степени они напоминали тени. Эти тени построили с помощью кайла и тачки «знаменитую» колымскую трассу – дорогу в две тысячи километров, которая протянулась через всю мерзлотную Колыму среди гранитных скал и топких болот. Колымские концлагеря – это не только территория рабской добычи золота, причал ада, расстрелов заключенных, но место кровавой расправы. «В конце 30 – х годов, - пишет В. Шаламов в книге «Преодоление зла» (2005), – в колымских лагерях находилось много политических осужденных –троцкистов. Начальство концлагерей заключало «конкордат» с уголовными блатарями на физическое уничтожение троцкистов, объявляя первых «друзьями народа», вторых – «врагами народа». Так гулаговско – колымская лагерная машина использовала уголовников для физического истребления политических противников сталинизма.
Евгения Гинзбург, мать писателя Василия Аксенова, была арестована в 1937 году и депортирована на Колыму. В колымских концлагерях она находилась 18 лет, прошла через такие лагеря, как «Джелгал», «Северный Артек», «Штурмовой». После освобождения из заключения написала и опубликовала книгу под названием «Крутой маршрут». Книга имеет не случайное название. Группу заключенных, в которую входила Е. Гинзбург, на работу гоняли по маршруту, равному 18 километрам, который проходил через крутые косогоры, и его приходилось преодолевать в дождь, снежную пургу, морозную стужу. Выжить Е. Гинзбург удалось потому, что в последние годы в концлагере работала санитаркой. Название книги «Крутой маршрут», это образное выражение, подразумевающее крутые, смертельные годы жизни в колымских концлагерях, которые Е. Гинзбург пришлось испытать на себе. По ее книге был написан сценарий, и в разных театрах страны по нему много раз ставили спектакль. В конце 2010 года московский театр «Современник» со своей труппой выезжал на гастроли в Лондон и там с большим успехом представил спектакль под названием «Восемнадцатый маршрут», что театрально больше соответствовало содержанию книги Е. Гинзбург «Крутой маршрут». Так, благодаря театральному искусству, англичане узнали о существовании в России колымских концлагерей.
А какова на фоне физического истребления заключенных была добыча золота? Узнать об этом можно из журнала «Колыма», который начал выходить в конце 30 – х годов. В 1991 и 1992 году журнал сообщал, что в 1932 году заключенные добыли первое колымское золото весом 500 килограммов. В 1934 году добыча золота возросла в 11 (одиннадцать) раз и достигла 5 тонн 500 килограммов. В 1936 году объем добычи золота в СССР был превышен уровня 1910 – х годов, самых добычливых. В 1936 году за счет увеличения числа заключенных почти в 10 раз Колыма дала 33 тонны 300 килограммов желтого металла, что составляло одну треть всего добываемого золота в СССР. За первые пять лет с Колымы были сняты «золотые сливки», и драгоценный металл в вечной мерзлоте стал попадаться реже. К концу войны его содержание в промытой породе снизилось в 3 раза, а к 1950 году – в 10 раз. Но соблазн был слишком велик, и остановить лагерную рабскую машину принудительной переработки колымских золотых руд уже никто не хотел. И чтобы удержать или даже увеличить достигнутый уровень добычи золота в обедненной гранитной породе, надо было значительно увеличить объем переработки золотой руды. А сделать это можно, если резко увеличить число заключенных. И НКВД и колымское лагерное начальство сильно постарались. С 1937 года в колымские концлагеря завозились десятки тысяч заключенных, о чем отмечается в книге «Магадан. Конспект прошлого» (1989). И, несмотря на снижение содержания золота в породе, его добыча за счет резкого притока заключенных в колымских концлагерях накануне войны и в первый ее период резко возросла, достигнув 86 – 90 тонн в год. Всего за период с 1932 по 1943 год на Колыме заключенными было добыто золота 600 тонн. Чтобы добыть такое огромное количество золота киркой и лопатой в вечной гранитной мерзлоте за такой срок, требовался не один миллион рабов. И плата за добычу золота в ледяной, гранитной Колыме была очень дорогой. Два миллиона заключенных навсегда остались в вечной колымской мерзлоте, - считает Роберт Конквест. Такой высокой ценой – сплавом человеческой жизни и колымского золота – и оплачивался насильственно строившийся в те годы лагерный социализм.
«История колымского кошмара тех далеких лет, - рассказывал с горечью в душе и негодованием в сердце Ананий Ефимович Шварцбург, - омерзительна тем, что она строжайше скрывалась, находясь под особым контролем НКВД, который являлся монопольным узурпатором на цензуру любой информации. Вся Колыма была покрыта сплошь концлагерями, в гранитных ледниках сотни тысяч каторжан изнемогали от изнурительного труда, пронизывающего холода и головокружительного голода, а лагерная администрация, как ни в чем не бывало, назидательно твердила нам о преимуществе всепобеждающего социализма и насильно заставляла нас прорабатывать рекомендации «В помощь изучающим историю ВКП (б)», восхвалять партийных боссов».
Стремление, как можно больше узнать о колымских узниках, меня постоянно подталкивало к поиску дополнительных сведений, и в одной из книг я обнаружил, что известный писатель Р. Медведев упоминает, что его отец, профессор Военно – политической академии им. Ленина, был репрессирован и погиб на Колыме («Суровая драма народа» (1989). Нельзя замалчивать и тот факт, что гениальный конструктор первых космических кораблей С. П. Королев тоже был репрессирован и в 1938 – 1940 годах находился в заключении на Колыме.
Колымская золотая лихорадка, вспыхнувшая во времена лагерного социализма, никак не лечится и, похоже, что этому аду не видно ни конца, ни края. Период постсоциализа окрасился новыми цветами. За распадом СССР и лишением государственных предприятий собственности, самым уязвимым районом в российской золотодобывающей промышленности оказалась золотоносная Колыма. Федеральный центр не очень беспокоился, чтобы в этих разрушительных условиях сохранить ядро российской золотодобывающей промышленности на Колыме. «Русский вестник» (№ 28, 1993), публикуя большую аналитическую статью, посвященную состоянию российской золотодобывающей промышленности, сильно надеялся на то, что «Золото Колымы спасет Россию». Однако это была всего лишь надежда, а фактически на золоторудной Колыме дела обстояли очень скверно. Постсоветская, воровская денационализация ударила по российской золотодобывающей промышленности, на колымских карьерах, например, добыча золота в это время упала с 52 до 12 тонн в год, или в 4, 3 раза.
Под видом денационализации золотодобывающей промышленности, или безудержного передела государственной собственности, созданной, когда – то насильственно на костях заключенных, у магаданских госчиновников произошло психологическое раздвоение личности, и они стали на открытый путь уголовных преступников. Этот новый тип чиновников породил в Магаданской областной администрации преступное сообщество, которое без получения лицензий создало золотопромышленные компании, и они начали заниматься операциями с золотом. Результат такого преступления налицо: государство потеряло сотни килограммов колымского золота, и ущерб, нанесенный чиновничьим жульем, составил более 65 миллиардов рублей. В частности, - как сообщала «Комсомольская правда» 30 июля 1998 года, - заместитель губернатора Магаданской области Вячеслав Кобец похитил одну тонну золота и два миллиона долларов. Вот, такова цена колымского золотого вице – губернаторского тельца. Осудить преступника не удалось, он сбежал с Колымы, из России.
В итоге не только Магаданская золотодобывающая промышленность, но и вся Россия превратилась в криминальную страну. И это не случайно. Корни колымского криминала лежат глубоко, и берут свое начало тогда, когда здесь возникли первые концлагеря, и процветал звериный, сталинский тоталитаризм.
Лишение золотодобывающей промышленности государственной собственности сильно ударило по добыче золота во глубине колымских руд, она стала убыточной. Государство уменьшило объем закупки золота, добываемого на Колыме, на 15 %. Золотодобывающие предприятия этого отдаленного и холодного золоторудного края оказались в долгу, как в шелку, и золотодобытчики месяцами не получали зарплату. Только в 1994 году задолженность перед ними составила 141 миллиард рублей. И чтобы вылезти из «долговой ямы», Магаданской области пришлось выпрашивать у российского правительства разрешения на продажу на Лондонской бирже 4 тонн 800 килограммов колымского золота. Для выхода из кризиса, возникшего вследствие денационализации, с согласия российского правительства в Магаданской области был создан свободный экономический коридор с правом самостоятельной добычи золота и его экспорта. Предполагалось, что все коммерческие банки, снимающие «золотые пенки», будут исключены из экономической цепочки по продаже колымского золота, но этого не произошло.
Трудным оказался на Колыме сезон добычи золота и в 1998 году. Денег, чтобы начать его, не было. Пришлось опять залезать в долги, взять в «Евробанке» многомиллионный кредит. Однако кредит положение дел в магаданской золотодобывающей промышленности не улучшил. Наивная надежда, что колымское золото спасут иностранные инвесторы, тоже успехов не принесла. Несколько лет американская корпорация «Сайрус минералз и Компания» усердно добивалась получить право, чтобы растопить вечный лед на холодной Колыме. Но магаданцы, похоже, перестали верить, что ледяные колымские руды могут, когда – нибудь оттаять. И десятки тысяч квалифицированных золотодобытчиков покидали обжитые и оборудованные золотые прииски и рудники. И колымская горная золоторудная порода стала сиротеть.
Большую тревогу вызывала самовольная добыча золота на Колыме. С годами самовольный захват золотоносных участков усиливался. Летом 1998 года были задержаны жители поселка Оротукан, нелегально намывшие с помощью лотков 170 килограммов золота. Хищения золота приняли невиданный размах. По заявлению начальника УВД Магаданской области О. Торубарова, ежегодно за летний промышленный сезон с колымских приисков похищают 300 – 500 килограммов золота. Из телевизионных сообщений было хорошо известно, что до половины добываемого золота на Колыме находится в теневом обороте. А это примерно около 15 тонн валютного металла, для похищения такого объема золота были созданы воровские условия, и, прежде всего в коммерческих банках. Ведь 80 % добычи колымского золота находилось под контролем частных коммерческих банков, которые и способствовали его безудержной утечке. Как правило, похищенное магаданское золото проходило через преступный синдикат, которому правоохранители дали название «Ингушзолото». Правда, 80 предприятий Колымы все же были лишены лицензии на право добычи колымского золота за участие в его теневом обороте. Но теневой синдикат в похищении золота остановить было невозможно, и он пошел на преступление. И как результат преступного, теневого оборота колымского золота, убийство осенью 2002 года в Москве губернатора Магаданской области Валентина Цветкова.
Кризис в российской золотодобывающей промышленности, и на Колыме тоже, расползался в недалеком прошлом еще и потому, что Сбербанк России для пополнения золотовалютных резервов почти не закупал золото по причине роста его стоимости на 60 –70 %. Если в 2002 году килограммовый слиток золота стоил 10 тысяч долларов, то в 2005 году уже 16 тысяч! («АиФ», № 48, 2005).
Природа щедро наделила гранитную, ледяную Колыму золотой неистощимостью. Только три месторождения «Кубак», «Школьное» и «Майское» обладают запасом золота в 316 тонн. Причем, некоторые из этих месторождений очень богатые, содержат в среднем 37 граммов золота на тонну породы. Для сравнения, месторождение «Светлое» на Южном Урале содержит в тонне породы всего 2 грамма золота.
… Истребительное, смертельное наследие концлагерей исчезает с лица мерзлотной Колымы, опустошаются рудники, сооруженные, когда – то руками заключенных, строивших насильственно в Советском Союзе лагерный социализм и, кажется, что скоро ничто не будет напоминать о прошлом. Но осталась еще огромная ледово – гранитная гробница, набитая костьми миллионов умерщвленных заключенных, напоминающая о тех чудовищных сталинских злодеяниях, какие творились на мерзлотной Колыме. И порою, кажется, что из глубины колымских гранитных руд слышен терзающий душу голос мертвых. И неизвестно, наступит ли когда – нибудь на ледяной Колыме долгожданный конец колымскому аду.

2011 г. Россия – Красноярск – Новосибирск.

В тридцатые годы на Колыме основали полсотни исправительных лагерей. В пятидесятые они стали обычными поселками, в которых еще полвека жили потомки бывших заключенных. Сейчас они прекращают свое существование. О том, как родился и умер один из таких поселков, нам рассказали сыновья узниц женского лагеря «Эльген».

Пятнадцать лет назад в поселке Эльген Магаданской области закрыли школу. Лика Тимофеевич Морозов, проходя по улице, увидел остатки костра. Подошел поближе и узнал в обожженных обрывках бумаги школьные журналы. Прикинул, где могут быть оставшиеся, побежал туда и успел забрать 150 журналов с личными делами и фотографиями. В 2008 году поселок заморозили. Он, как бывший председатель исполкома, а потом глава администрации, уезжал последним.

Сейчас на Колыме почти не осталось поселков, история этого места рассеивается по стране вместе с людьми. Но местным важно сохранить хотя бы что-то, собрать, придать истории форму и передать поколениям. Виктор Садилов написал более 30 повестей о жизни Эльгена и его жителей. Лика Тимофеевич последние десять лет восстанавливает фамилии из спасенных в пожаре документов, собирает фотографии, находит этих людей и отсылает им: от Сахалина до Уссурийска, чтобы помнили.

И Виктор, и Лика родились в Эльгене — одном из самых крупных женских лагерей, где отбывали срок их матери.

Поселки Колымы / Фото Сергей Филинин

«Эльген»: женский лагерь на краю света

Осваивать Колыму начали в 30-е годы прошлого века. Основной задачей «Дальстроя» было получить как можно больше золота и других полезных ископаемых. Также планировалось использовать лагеря для дальнейшего заселения и использования ранее необжитых территорий СССР. Всего на Колыме было пятьдесят населенных пунктов, и все — лагеря.

Женский лагерь «Эльген» появился в 1934 году. Решали сразу две задачи: открывали совхоз, чтобы кормить постоянно прибывающих заключенных, и изолировали женщин от мужчин.

Сыновья заключенных женщин пишут в своих воспоминаниях, что изолировать действительно надо было, потому что «любовь пробивалась неистребимыми ростками даже на суровой северной земле», «возникали неординарные ситуации», «вплоть до вспышек венерических заболеваний». У самих заключенных другие воспоминания.

Писательница Ольга Адамова-Слиозберг в книге «Путь» описывала и домогательства от начальства, и шантаж, когда за отношения или секс предлагали более легкие условия, и групповые изнасилования. Например, она писала о бригадире Сашке Соколове, который отбирал молодых женщин в отдельную «веселую» палатку и продавал их охране и заключенным. Одну из отказавшихся он обманул: сказал, что ее парень устроил ей сюрприз. Вместо него в доме ее поджидала толпа заключенных, которым ее продал Сашка. Она вернулась в лагерь через три дня, за прогулы ее наказало начальство, в итоге она ушла в «веселую» палатку. Слиозберг как-то попыталась пожаловаться на бригадира, но «бизнесом» он занимался вместе с начальником охраны. Она в итоге радовалась, что дело хотя бы осталось без движения, а не обернулось для нее продлением срока или убийством.

Групповые изнасилования были настолько распространены, что для них придумали и термин: «А женщина на Колыме? Ведь там она и вовсе редкость, там она и вовсе нарасхват и наразрыв. Там не попадайся женщина на трассе — хоть конвоиру, хоть вольному, хоть заключенному. На Колыме родилось выражение „трамвай“ для группового изнасилования. К. О. рассказывает, как шофер проиграл в карты их — целую грузовую машину женщин, этапируемых в Эльген — и, свернув с дороги, завёз на ночь расконвоированным, стройрабочим».

При этом Эльген все равно был «курортом» для многих заключенных, потому что работа на агробазе означала работу в тепле. К тому же лагерь располагался практически на болоте , так что долгое время в нем не было ограждений и колючей проволоки — бежать-то некуда.

Правда, когда совхоз разросся вглубь неосвоенных территорий, женщинам пришлось приспосабливаться к новой проблеме: к медведям. В глуши ниже по течению Таскана построили молочную ферму и птичник. Так к нему каждую ночь приходили медведи: их привлекал запах туш тюленей, которыми подкармливали птиц. Виктор Садилов рассказывает, что на ночь женщинам приходилось задраивать все входы и выходы, как в подводной лодке, и пережидать до утра.

Рудник Днепровский / Фото Сергей Филинин

Попасть в Эльген и выжить

Отец Виктора Садилова — Александр родился в селе Чуфарово Нижегородской губернии в июле 1904 года. Закончил четыре класса церковно-приходской школы и сразу окунулся в сельские трудовые будни, «не жалуясь на судьбу и не строя себе сладких иллюзий на будущее». В семнадцать лет его женили. Сам он жениться не хотел: под венец вели два дюжих молодца, чтобы не сбежал. Так родители хотели удержать сына от побега на войну, потому что старший уже сбежал.

В армию Александр вступил, но позже, уже в относительно мирное время. Службу закончил командиром пулеметного взвода с кучей благодарностей и наград и вернулся домой в деревню к жене героем.

За творческий подход к работе в 1935 году Александра отправили в Москву на Всесоюзный Съезд колхозников-ударников. «Торжественная обстановка съезда, помпезность убранства и величие кремлевских интерьеров сразили наповал. Масштаб события сулил какой-то перелом в жизни, грезились новые вершины карьеры и великие дела. Недавно принятому в партию председателю колхоза явилась воочию вся мощь и сила страны. Когда он увидел в первый раз самого Сталина, перехватило дыхание от восторга и волнения. Происходящее почти лишилось реальности. Вот она! Сама история дышит в лицо простого мужика!», — пишет Виктор в повести об отце. В 1937 году Александр на одном из собраний, критикуя начальство из района, скажет: «Рыба гниет с головы». Его обвинителям покажется, что при этом он указывал на портрет вождя. Ему дадут 9 лет лагерей с последующим поражением в правах на 5 лет.

Александр добрался до Колымы в октябре 1938 года. Либеральное правление Эдуарда Берзина в «Дальстрое» к этому времени уже закончилось, и Александру рассказы о новых распорядках радости не прибавляли. Больше всего людей, помимо холода, на Колыме погубила тогда образованная система пайков — сколько отработал, столько и получаешь. Например, Ольга Адамова-Слиозберг писала потом, что первого рабочего дня на Колыме после пяти лет почти без движения в тюрьме они с другими «новичками» ждали как праздника. Но когда их отправили копать траншею, за весь день они выполнили только 3% от нормы на человека.

Сама Слиозберг отбывала наказание в другом лагере, в «Эльген» попасть не смогла: туда отбирали здоровых и сильных, а она к этому времени уже посадила здоровье настолько, что сил не хватало притвориться бодрой даже на пару минут, пока на нее смотрел начальник.

Страшнее всего для заключенных было попасть на добычу извести или золота. Слиозберг как-то мыла посуду в реке, и в тарелке осело золото. Она позвала всех посмотреть, но единственный мужчина в компании — огромный Прохоров с руками «размером с комод» — резко прервал их радости, громко сказал, что это не золото, и выплеснул все обратно. Позже подошел и сказал ей: «Ну, значит, ты дура. Образованная, а дура. Ну зачем тебе золото? Живем тут, сено косим. А найдут золото — знаешь, сколько людей покалечат? Ты видела, как на прииске работают? А мужик твой не там? Не знаешь? Может, давно за это золото в шурфе лежит. Один сезон человек на золоте может отработать и — конец».

Лагерное подразделение на руднике / Фото Сергей Филинин

Александр попал на деревообрабатывающий комбинат. В самом Эльгене мужчин не размещали. Комбинат находился ниже по течению, у него был свой барачный городок. Только что прибывший Александр стал свидетелем жуткой ситуации:

«Комсомольцы соседнего с Эльгеном поселка устроили лыжный пробег, который они посвящали очередной годовщине Великого Октября. Не то связь не работала, не то оплошность допустили организаторы, только на нашем КПП забыли предупредить охрану о мероприятии. Вот бдительные бойцы заметили приближающийся отряд лыжников в сумеречном освещении и, под впечатлением строгих инструкций и сами одержимые «пролетарской бдительностью», решили принять бой с «беглецами». Финал был ужасный и трагический. Комсомольцы из соседнего поселка Мылги полегли под свинцовым дождем бдительной охраны».

Смерть вообще не была редким явлением на Колыме. Тела как дрова складывали друг на друга в течение зимы на территории женского лагеря. Ранней весной их грузили на тракторные сани и везли на другой берег Таскана хоронить: сбрасывали в канаву и прикрывали подручным мусором, лишь бы не торчали конечности. Александр рассказывал сыну, что однажды ему тоже пришлось полежать в одном штабеле с телами: «Шел по дороге в Эльген, расстояние верст двадцать, не рассчитал силы и упал обессиленный посреди пути. Командировок было много в долине, и начальство после объезда возвращалось в лагерь. Подобрали тело, привезли на вахту и сбросили в общую кучу. Долго он лежал или нет, только на его счастье проходил старлей Луговской мимо и удивился, что свежий труп откинул в проход руку. Человек привыкший, он не потерял самообладания и, зайдя на вахту, грозно спросил, почему живого человека выкинули к мертвецам. Оплошность немедленно исправили, перетащив тело в санчасть. С той поры у отца остались изуродованными ногти на пальцах ног — приморозил», — передал Виктор историю отца.

Его мама загремела в лагеря в 1948 году. За год до этого она везла на телеге 15 мешков с зерном, один незаметно сбросила в кусты, чтобы потом вернутся и забрать: в большой крестьянской семье от голода умирал младший брат. Когда его нашли и арест уже был неизбежен, она не стала молчать. За фразу «вы тут машинами воруете, а мы с голоду подыхаем» ей припаяли и кражу, и покушение на советскую власть. Дали пять лет. Ей было 24 года, меньше года назад у нее родилась дочь.

Виктора она родила в 1950 году: судя по общему количеству беременностей в женском лагере, его изоляционная функция не работала.

В 1939 году этот вопрос уже требовал немедленного решения, и начальство велело строить «детский комбинат». Проработал он почти шестьдесят лет, пока не сгорел.

По-другому комбинат называли еще домом малютки, и дети там находились лет до трех. Если к этому времени у матерей не заканчивался срок — детей отправляли в интернат.

Лика Тимофеевич и Виктор Садилов остались с мамами только потому, что те успели освободиться раньше, чем их отослали в интернаты.

Жилой поселок на Колыме / Фото Сергей Филинин

Лика Тимофеевич Морозов родился в 1950 году. Об отце своем он ничего не знает. За что попала в лагеря его мама-молдаванка, он тоже не знает. Говорит, что она очень не любила об этом рассказывать.

Фамилию и отчество Лика получил от отчима. Тот попал на Колыму в 1938 году «за троцкистскую деятельность», ему тогда было 23. Через десять лет освободился, остался работать, познакомился с мамой Лики и усыновил его. Он уже помнит Эльген обычным советским поселком с молодежным клубом, в котором они на проекторе смотрели фильмы.

Виктор Садилов в повестях описывает этот период так:

«И перемены последовали, сначала нехотя, как бы со скрипом, но набирая обороты год от года. Заметно стало меняться отношение охранников к заключенным, стали обращать внимание на нужды и требования. Вспомнили, что женщина с ребенком имеет особые права и льготы, и не по-человечески разделять мать и дитя. Да и подпитка женского лагеря новыми кадрами стала заметно иссякать.

И через четыре года после смерти Сталина само существование этого печального учреждения потеряло смысл и актуальность. Так в 1957 году в Эльгене прекратил свое существование ОЛП — особый лагерный пункт. Ликвидация прошла спокойно, без торжеств и фейерверков. Памятуя мрачные годы лагерного устройства, Эльген приспосабливался к новым условиям существования. Освободившиеся объекты стали приспосабливать для нужд производства и быта. Сократился целый ряд подразделений и командировок.

В начале пятидесятых административно-хозяйственный уклад всего края претерпел грандиозные изменения. Родилась Магаданская область, отделившись от гиганта — Хабаровского края. Область обрела районы, в каждом районе — свой административный центр.

«Деткомбинат» уже давно ушел в прошлое, и здание отдали под квартиры. Детский сад, находившийся у «директорского» дома, уже не вмещал наплыв малышей, и поэтому построили новый комплекс из трех зданий. Так возник целый микрорайон под названием «Детский городок». Потом открыли новую школу, и вопрос с молодым поколением был решен на долгие годы».

Заброшенный поселок Кармакен / Фото Сергей Филинин

Смерть Эльгена: «Я понял, что нам каюк»

Лика как раз закончил в этой школе восемь классов. Больше там не было, так что в девятый он поехал в интернат в село Ягодное. Ему там не понравилось, он вернулся в Эльген и пошел на работу — в совхоз автослесарем. Ему было 17.

«Уже в 1968 у нас появился первый девятый класс. И нас, ребят постарше, сняли всех с работы и отправили в этот же класс, чтобы заполнить необходимое количество учеников, — рассказывает Лика. — Девятый класс я закончил в Эльгене, в десятый ездили в соседний поселок Усть-Таскан».

Дальше все тоже шло по плану: вечерняя школа, институт, второй брак, пока в один из отпусков в 1982 году Лика не столкнулся в дверях с инструктором райкома партии. Тот предложил ему должность председателя исполкома.

Первый раз Лика Морозов отработал три года, потом не выдержал. Не смог смириться с новым стилем работы: «Как можно сделать любой отчет на любую тему, не вставая со стула?». Ушел в 1985 и 7 лет проработал мастером производственного оборудования. Но, кажется, в верхах ему не простили такой уход, так что в 1992 он получил приказ, в котором уже значился главой администрации села Эльген. А наказание это потому, что сразу стало понятна его задача — расселить три поселка и закрыть. В том же году только из Эльгена за одно лето уехало 265 человек, оставалось еще полторы тысячи.

«С 1992 года, как пришел главой администрации, я понял, что нам каюк. Потому что в том году закрыли соседний поселок Энергетиков, а в нем находилась огромная угольная станция, которая нас обеспечивала. Затем ко мне в 1997 году приехал Владимир Пехтин. Он тогда был начальник "КолымаЭнерго". Пришел с предложением передать совхоз как подсобное хозяйство "КолымаЭнерго". Естественно, они пришли и забрали все, что можно было забрать: технику, скот. А потом сказали: “Вы нам не нужны”. И мы начали разваливаться: техники не было, поля зарастали, и люди стали уезжать. В 1999 закрыли детский сад и 10-11 классы в школе, окончательно ее закрыли в 2003. Тогда же нам отключили свет. А нет света — котельная не работает, водозабор не работает. И до 2008 года мы носили воду за несколько километров с речки, — вспоминает Морозов. — Мне больше всего жалко было первых уезжающих — они уезжали за свои деньги. С 1993 года глава администрации сделал материальную помощь, но тоже копейки. Только с 2006 года можно было 2 миллиона получить на приобретение жилья, но туда уже попало человек, может быть, сто».

Семья Морозовых уехала последней, в 2008 году. Сейчас в поселке Эльген живет несколько семей, которые отказались уезжать, и пара командировочных на метеостанции.

По словам Лики Тимофеевича, люди с Колымы уезжать не хотели: когда закрывался один поселок, они переезжали в соседний. Так из поселка Энергетиков уехала Анна Павловна 1914 года рождения и позже сменила не один поселок. Ее уже уговаривали уехать: мол, воды же нет, ничего нет, сколько можно! Она отвечала: «Вот до 90 лет доживу и уеду». Дожила и уехала. Умерла в 2007 году. Когда-то она водила пароходы, возила на ту станцию уголь.

Заброшенный лагерь Развилочный / Фото Сергей Филинин

Память Колымы

Сейчас Лика Тимофеевич Морозов живет на родине жены, в Сызрани. Наше с ним интервью сразу идет не по плану: я не задала ни одного вопроса, а первую паузу он сделал через сорок минут. Перечислял, кого он из Эльгена нашел и с кем общается, с помощью одного только телефона и электронной почты, которую контролирует дочь в Ульяновске.

«По каждому классу стараюсь собрать фотографии. У меня у моего класса ни одной фотографии не сохранилось, но я нашел десять одноклассников, и вот я им звоню, спрашиваю, у кого что есть — они мне высылают.

Восстановил учащихся нашей школы, начиная с тех, кто пошел в школу в 1949 году. Это у меня получилось 2000 человек. Восстановил список учителей, почти всех: 70 человек. Всех директоров школы и вообще большинство жителей поселка Эльген до 1963 года. Я знаю каждого: кто когда приехал, кто откуда приехал, кем работал, где жил и т.д. Отдельно в списке те, кто родился в Эльгене.

За год до того, как я уехал из поселка, у меня побывало телевидение из Чехии. Ваня Паникаров звонит и говорит, что едет в Эльген чех, он там родился. Не знаю, как его мама попала туда. Один из лагерных корпусов тогда еще стоял: мы походили, повспоминали. Ничего он там, конечно, не нашел. Когда мне сказали его фамилию, я быстренько съездил в ЗАГС, нашел его справку о рождении и ждал его в гости. А чуть попозже ко мне приезжала приемная дочь Евгении Гинзбург — Антонина Аксенова. С ней тоже гуляли по Эльгену, разговаривали, я рассказывал, что мог. Ваня Паникаров кого только ко мне не возит. Не знаю, где он их берет».

Ваня Паникаров — это бывший слесарь-сантехник, который позже стал главным летописцем Колымы. Он инициировал создание общества «Поиск незаконно репрессированных», руководит музеем «Память Колымы», издает книжную серию «Архивы памяти», в которой публикует воспоминания и произведения узников ГУЛАГа.

Мы связались с ним в неудобное время — сейчас он в очередной экспедиции в Магадане, но смог отправить нам материалы, которые мы использовали в этой статье.

Вместе с Ликой Морозовым и Виктором Садиловым они, каждый по-своему, занимаются восстановлением и сохранением информации о колымских лагерях, его заключенных и жителях поселков уже после ликвидации ГУЛАГа.

В прошлом году Паникаров выиграл президентский грант на проект «Память Колымы». Вот что он писал в заявке:

«Я не руководитель, не профессор, не учёный, однако, занимаясь историей региона на протяжении более 30 лет, кое-что знаю о земле колымской, и всячески, зачастую вопреки районной власти, делаю то, что нужно людям, колымчанам. И удавалось многое делать — объявлять в СМИ конкурсы по историко-краеведческой тематике, выпускать газету "Чудная планета", издавать книги об истории региона и воспоминания о Колыме бывших заключённых, осуществлять экспедиции по остаткам лагерей, в т. ч. и со школьниками… И всё это делалось за… иностранные гранты… Теперь другие времена: выигрывать иностранные гранты "опасно", так как сразу же становишься «агентом иностранного государства», т. е. — шпионом, а российских грантодателей не так уж и много. Да и годы уже не те, хотя я по-прежнему называю вещи своими именами и пытаюсь приносить пользу региону и людям. И даже если гранта не будет, все запланированные в заявке мероприятия всё равно будут выполнены, правда не в течение года, а в более продолжительный отрезок времени».

Это "Днепровский" рудник - один из сталинских лагерей на Колыме. 11 июля 1929 было принято постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных» для осужденных на срок от 3-х лет, это постановление стало отправной точкой для создания исправительно трудовых лагерей по всему Советскому Союзу. Во время поездки в Магадан я побывал в одном из наиболее доступных и хорошо сохранившихся лагере ГУЛАГа "Днепровский" в шести часах езды от Магадана. Очень тежелое место, особенно слушая рассказы о быте заключенных и представляя их работу в условиях непростого климата здесь.

В 1928 году на Колыме нашли богатейшие месторождения золота. К 1931 году власти приняли решение осваивать эти месторождения силами заключенных. Осенью 1931 года, первую группу заключенных, около 200 человек, отправили на Колыму. Наверное неправильным будет считать, что здесь были только политические заключенные, здесь были и осужденные по дргим статьям уголовного кодекса. В этом репортаже я хочу показать фотографии лагеря и дополнить их цитатами из мемуаров бывших заключенных, находившихся здесь.

Название свое «Днепровский» получил по имени ключа - одного из притоков Нереги. Официально «Днепровский» назывался прииском, хотя основной процент его продукции давали рудные участки, где добывали олово. Большая зона лагеря раскинулась у подножия очень высокой сопки.

Из Магадана к Днепровскому 6 часов езды, причем по прекрасной дороге, последние 30-40 км которой выглядят примерно так:

Я впервые ехал на Камазе-вахтовке, остался в абсолютнейшем восторге. Об этой машине будет отдельная статья, у нее даже есть функция подкачки колес прямо из кабины, в общем крутяк.

Впрочем до "Камазов" в начале 20го века сюда добирались примерно вот так:

Рудник и обогатительная фабрика «Днепровский» был подчинен Береговому Лагерю (Берлаг, Особый лагерь № 5, Особлаг № 5, Особлаг Дальстроя) Упр. ИТЛ Дальстроя и ГУЛАГ

Рудник Днепровский был организован летом 1941 г., работал с перерывом до 1955 г и добывал олово. Основной рабочей силой Днепровского являлись заключенные. Осужденные по различным статьям уголовного кодекса РСФСР и других республик Советского Союза.
В числе их находились также незаконно репрессированные по так называемым политическим статьям, которые к настоящему времени реабилитированы или реабилитируются

Все годы деятельности "Днепровского" основными орудиями труда здесь являлись кирка, лопата, лом и тачка. Однако часть наиболее тяжелых производственных процессов была механизирована, в том числе и американским оборудованием фирмы "Дэнвер", поставляемым из США в годы Великой Отечественной войны по ленд лизу. Позднее его демонтировали и вывезли на другие производственные объекты, так что на "Днепровском" это не сохранилось.

" «Студебеккер» въезжает в глубокую и узкую, стиснутую очень крутыми сопками долину. У подножия одной из них мы замечаем старую штольню с надстройками, рельсами и большой насыпью - отвалом. Внизу бульдозер уже начал уродовать землю, переворачивая всю зелень, корни, каменные глыбы и оставляя за собой широкую черную полосу. Вскоре перед нами возникает городок из палаток и нескольких больших деревянных домов, но туда мы не едем, а сворачиваем вправо и поднимаемся к вахте лагеря.
Вахта старенькая, ворота открыты настежь, заграждение из жидкой колючей проволоки на шатких покосившихся обветренных столбах. Только вышка с пулеметом выглядит новой - столбы белые и пахнут хвоей. Мы высаживаемся и без всяких церемоний заходим в лагерь." (П. Демант)

Обратите внимание на сопку - вся ее поверхность исчерчена геологоразведочными бороздами, откуда заключенные катили тачки с породой. Норма - 80 тачек в день. Вверх и вниз. В любую погоду - и жарким летом и в -50 зимой.

Это парогенератор, который использовали для разморозки грунта, ведь тут вечная мерзлота и ниже уровня земли на несколько метров просто так уже копать не получится. Это 30е годы, никакой механизации тогда еще не было, все работы выполнялись вручную.

Все предметы мебели и быта, все изделия из металла производились на месте руками заключенных:

Плотники делали бункер, эстакаду, лотки, а наша бригада устанавливала моторы, механизмы, транспортеры. Всего мы запустили шесть таких промприборов. По мере пуска каждого на нем оставались работать наши слесари - на главном моторе, на насосе. Я был оставлен на последнем приборе мотористом. (В. Пепеляев)

Работали в две смены, по 12 часов без выходных. Обед приносили на работу. Обед - это 0,5 литров супа (воды с черной капустой), 200 граммов каши-овсянки и 300 граммов хлеба. Моя работа - включи барабан, ленту и сиди смотри, чтобы все крутилось да по ленте шла порода, и все. Но, бывает, что-то ломается - может порваться лента, застрять камень в бункере, отказать насос или еще что. Тогда давай, давай! 10 дней днем, десять - ночью. Днем, конечно же, легче. С ночной смены пока дойдешь в зону, пока позавтракаешь, и только уснешь - уже обед, ляжешь - проверка, а тут и ужин, и - на работу. (В. Пепеляев)

Во втором периоде работы лагеря в послевоенное время здесь было электричество:

"Название свое «Днепровский» получил по имени ключа - одного из притоков Нереги. Официально «Днепровский» называется прииском, хотя основной процент его продукции дают рудные участки, где добывают олово. Большая зона лагеря раскинулась у подножия очень высокой сопки. Между немногими старыми бараками стоят длинные зеленые палатки, чуть повыше белеют срубы новых строений. За санчастью несколько зеков в синих спецовках копают внушительные ямы под изолятор. Столовая же разместилась в полусгнившем, ушедшем в землю бараке. Нас поселили во втором бараке, расположенном над другими, недалеко от старой вышки. Я устраиваюсь на сквозных верхних нарах, против окна. За вид отсюда на горы со скалистыми вершинами, зеленую долину и речку с водопадиком пришлось бы втридорога платить где-нибудь в Швейцарии. Но здесь мы получаем это удовольствие бесплатно, так нам, по крайней мере, представляется. Мы еще не ведаем, что, вопреки общепринятому лагерному правилу, вознаграждением за наш труд будут баланда да черпак каши - все заработанное нами отберет управление Береговых лагерей" (П. Демант)

В зоне все бараки старые, чуть-чуть подремонтированы, но уже есть санчасть, БУР. Бригада плотников строит новый большой барак, столовую и новые вышки вокруг зоны. На второй день меня уже вывели на работу. Нас, трех человек, бригадир поставил на шурф. Это яма, над ней ворот как на колодцах. Двое работают на вороте, вытаскивают и разгружают бадью - большое ведро из толстого железа (она весит килограммов 60), третий внизу грузит то, что взорвали. До обеда я работал на вороте, и мы полностью зачистили дно шурфа. Пришли с обеда, а тут уже произвели взрыв - надо опять вытаскивать. Я сам вызвался грузить, сел на бадью и меня ребята потихоньку спустили вниз метров на 6-8. Нагрузил камнями бадью, ребята ее подняли, а мне вдруг стало плохо, голова закружилась, слабость, лопата падает из рук. И я сел в бадью и кое-как крикнул: «Давай!» К счастью, вовремя понял, что отравился газами, оставшимися после взрыва в грунте, под камнями. Отдохнув на чистом колымском воздухе, сказал себе: «Больше не полезу!» Начал думать, как в условиях Крайнего Севера, при резко ограниченном питании и полном отсутствии свободы выжить и остаться человеком? Даже в это самое трудное для меня голодное время (уже прошло больше года постоянного недоедания) я был уверен, что выживу, только надо хорошо изучить обстановку, взвесить свои возможности, продумать действия. Вспомнились слова Конфуция: «У человека есть три пути: размышление, подражание и опыт. Первый - самый благородный, но и трудный. Второй - легкий, а третий - горький».

Мне подражать некому, опыта - нет, значит, надо размышлять, надеясь при этом только на себя. Решил тут же начать искать людей, у которых можно получить умный совет. Вечером встретил молодого японца, знакомого по магаданской пересылке. Он мне сказал, что работает слесарем в бригаде механизаторов (в мехцехе), и что там набирают слесарей - предстоит много работы по постройке промприборов. Обещал поговорить обо мне с бригадиром. (В. Пепеляев)

Ночи здесь почти нет. Солнце только зайдет и через несколько минут уже вылезет почти рядом, а комары и мошка - что-то ужасное. Пока пьешь чай или суп, в миску обязательно залетит несколько штук. Выдали накомарники - это мешки с сеткой спереди, натягиваемые на голову. Но они мало помогают. (В. Пепеляев)

Вы только представьте себе - все эти холмы породы в центре кадра образованы заключенными в процессе работы. Почти все делалось вручную!

Вся сопка напротив конторы была покрыта извлеченной из недр пустой породой. Гору будто вывернули наизнанку, изнутри она была бурой, из острого щебня, отвалы никак не вписывались в окружающую зелень стланика, которая тысячелетиями покрывала склоны и была уничтожена одним махом ради добычи серого, тяжелого металла, без которого не крутится ни одно колесо, - олова. Повсюду на отвалах, возле рельс, протянутых вдоль склона, у компрессорной копошились маленькие фигурки в синих рабочих спецовках с номерами на спине, над правым коленом и на фуражке. Все, кто мог, старались выбраться из холодной штольни, солнце грело сегодня особенно хорошо - было начало июня, самое светлое лето. (П. Демант)

В 50е годы механизация труда уже была на достаточно высоком уровне. Это остатки железной дороги, по которой руда на вагонетках опускалась вниз с сопки. Конструкция называется "Бремсберг":

А эта конструкция - "лифт" для спуска-подъема руды, которая впоследствии выгружалась на самосвалы и отвозилась на перерабатывающие фабрики:

В долине работало восемь промывочных приборов. Смонтировали их быстро, только последний, восьмой, стал действовать лишь перед концом сезона. На вскрытом полигоне бульдозер толкал «пески» в глубокий бункер, оттуда по транспортерной ленте они поднимались к скрубберу - большой железной вращающейся бочке со множеством дыр и толстыми штырями внутри для измельчения поступающей смеси из камней, грязи, воды и металла. Крупные камни вылетали в отвал - нарастающую горку отмытой гальки, а мелкие частицы с потоком воды, которую подавал насос, попадали в длинную наклонную колодку, мощенную колосниками, под которыми лежали полосы сукна. Оловянный камень и песок оседали на сукне, а земля и камушки вылетали сзади из колодки. Потом осевшие шлихи собирали и снова промывали - добыча касситерита происходила по схеме золотодобычи, но, естественно, по количеству олова попадалось несоизмеримо больше. (П. Демант)

Вышки охраны располагались на вершинах сопок. Каково там было персоналу, охранявшему лагерь в пятидесятиградусный мороз и пронизывающий ветер?!

Здесь работали легендарные "Полуторки" (ГАЗ-АА). Ну а это кабина 2-тонной 3-осной машины ГАЗ-ААА.

Пришел март 1953 года. Траурный всесоюзный гудок застал меня на работе. Я вышел из помещения, снял шапку и молился Богу, благодарил за избавление Родины от тирана. Говорят, что кто-то переживал, плакал. У нас такого не было, я не видел. Если до смерти Сталина наказывали тех, у кого оторвался номер, то теперь стало наоборот - у кого не сняты номера, тех не пускали в лагерь с работы.

Начались перемены. Сняли решетки с окон, ночью не стали запирать бараки: ходи по зоне куда хочешь. В столовой хлеб стали давать без нормы, сколько на столах нарезано - столько бери. Там же поставили большую бочку с красной рыбой - кетой, кухня начала выпекать пончики (за деньги), в ларьке появились сливочное масло, сахар.

Пошел слух, что наш лагерь будут консервировать, закрывать. И, действительно, вскоре началось сокращение производства, а потом - по небольшим спискам - этапы. Много наших, и я в том числе, попали в Челбанью. Это совсем близко от большого центра - Сусумана. (В. Пепеляев)

И чтобы представить масштабы все этого - видео Димы

Несмотря на свою богатую историю, колония близ поселка Талая на Колыме сейчас представляет собой место для посещения туристов. Посетителям рассказывают о «почетных» заключенных, среди которых были вор в законе Япончик и диссидент Амальрик. Зимой 2005 года из-за поломки котельной всех заключенных перевезли в другие тюрьмы, и колония навсегда опустела.

Колония №3 находится в 300 километрах от Магадана. Дорога ухабистая и противная. Тяжело даже на КАМАЗе, пешком, да еще и зимой - почти нереально. Любая тюрьма - маленький город. В нем есть начальники и шестерки, привилегированные и обиженные, в нем живут повара, швейные мастера и механики. От других городов тюрьму отличает отсутствие женщин и внешняя изолированность. Забором, колючей проволокой и горами. А еще время в нем замирает и тянется мучительно медленно.

В штрафном изоляторе невольно представляешь себя на месте узников колонии и чувствуешь страх. Узкие коридоры давят, холодные стены вызывают насморк, а маленькие камеры рождают клаустрофобию.

В ШИЗО забрасывали на 15 суток тех, кто отлынивал от работы или пьянел от водки или ацетона. Камеру от коридора отделяла толстенная железная дверь с предусмотрительно защищенным глазком. На табличке записывалось, насколько зека упекли в карцер и сколько ему осталось:

В зимние морозы в одиночках с разбитыми окнами наверняка приходилось несладко. Зеки делали зарядку, терли руки, ютились у батареи. Кормили в карцере фигово, особенно в советские годы. Хлеб, соль и немного кипятка.

В тюремном туалете, как вы понимаете, не уединишься:

Вид колонии в стиле Google Maps:

Раньше преступники в телогрейках и ушанках чистили заснеженную территорию зоны под надзором конвоира. Сегодня дома, отрезанные от большой земли, пришли в запустение.

Несколько раз запутался в валяющейся на земле проволоке:

Административное здание:

Почему-то вспомнился анекдот, давным-давно рассказанный прожженным работником тюрем:
– Иностранцы, прилетевшие в Советский Союз, спрашивают у партийных работников: «У вас в стране тюрьмы есть?» «Нет, – отвечают те, – у нас только пионерлагеря, поехали, покажем». Приезжают значит в такой «лагерь», видят – «детки» на построении стоят, лысые, хмурые и злые. «Вам сколько лет?» – глядя на них, удивляются иностранцы. «Семь», – признается один. «Десять», – поддерживает другой. «Двенадцать», – говорит третий. «А почему так мало?» «А в СССР больше 15 не дают!»
Собеседник такого смеялся в голос, а я лишь кисло улыбнулся. Наверное, у людей из пенитенциарной системы свой юмор.

В колонии Талая был свой мебельный цех и автомастерская. Осужденные частенько обеспечивали нужды сотрудников ИК и людей с воли. За это им давали водку и продукты. «Тюремная работа всегда в почете была, потому что зеки канительные, делают качественно» - сказал мне однажды один челябинский преступник.
Не знаю, как раньше, но сегодня зеки часто идут на производство исключительно за дополнительные свиданки, хорошие рекомендации от тюремного начальства и возможность УДО.

Среди горы хлама нашелся примечательный экспонат. Учебник математики за 5 класс. Интересно, как он тут оказался?

Последние газеты датируются 2005 годом. Предположительно тогда остановилась котельная. Без тепла остались 300 заключенных и персонал колонии. При морозе в минут 50 градусов. Всех эвакуировали и перебросили в другие лагеря. Логистика обошлась в миллион рублей.

В распределителе зеки получали задания на работу:

Самый странный балкон, который я видел в своей жизни. Непонятно, кто его сделал, а главное зачем?

Гаражные помещения автомастерской. Если вольные водители не подогревали осужденных, то их грузовики долго не ездили.

Котельная:

На Колыме сидел известный вор в законе Вячеслав Иваньков, он же Япончик. Говорят, в тюрьме ему ни раз приходилось доказывать свой авторитет. Говорят, его даже бил сокамерник. Правда, Япончик вышел победителем, а сокамерник отправился в изолятор с ножницами в спине. А, освободившись, и вовсе отправился на тот свет.

Колония расположена неподалеку от санатория «Талая», который построили зеки. Никто из отдыхающих был не рад опасному соседству. Мало ли! Вдруг, кто из рецидивистов и жуликов сбежит и нападет?

В России от тюрьмы и сумы не зарекаются, но у меня нет знакомых в чьей жизни были вынесение приговора и последующие годы «анабиоза». Я не знаю, что чувствуют люди, оказавшееся здесь на Колыме. С пониманием, что десять лет им придется мотать срок среди холода, гор и озлобленных зеков. Где каждый день кастинг. Исправляются они или нет.
Заброшенная колония похожа на ледяной ад. Холодный, обветшалый и безжизненный. Хватает полчаса и начинаешь мечтать об одном - унести ноги подальше и никогда не возвращаться.

У Колымы богатая история, связанная с мрачными страницами ГУЛАГа. Сюда ссылали репрессированных, изменников Родины, уголовников, военнопленных. В тяжелых климатических условиях они в ручную добывали золото, олово и другие металлы. Многие из них так и не вернулись из этих замерзших земель. ГУЛАГа давно нет, но останки лагерей сохранились. Мой сегодняшний пост посвящен руднику «Днепровский», где я побывал во время экспедиции по Колыме.

01. «Днепровский» - ближайший к Магадану рудник. От города его отделяют примерно 300 километров относительно нормальной дороги, которая из-за кочек и бугров периодически напоминала стиральную доску. Наша блоггерская команда отправилась к месту на арендованной «Вахтовке» - сверхпроходимом «Камазе». Мы устроились внутри специальной «платформы», оборудованной креслами, печкой и рацией для общения с кабиной. Ехать в ней относительно комфортно, хотя трясло ужасно.

02. В прошлом от Магадана до рудника заключенные частенько добирались на телегах и лошадях.

03. Наткнуться на пустынной магаданской дороге на встречный автомобиль – большая редкость. Напугали водителя летающим в небе квадрокоптером. Надеюсь, он не принял его за спутник-шпион или еще чего похуже…

04. В конце двадцатых годов прошлого века на Колыме обнаружили богатые месторождения золота. Осваивать его решили силами заключенных. Ссылали на рудники предателей родины, «власовцев», диссидентов, изменников, налетчиков, воров и убийц.

«Днепровский» заработал в 1941-ом году и просуществовал до 55-го. Он был одним из лагерей, где добывали олово. В основном с помощью кирки, лома и лопаты. Руду возили на тачках. Вверх и вниз. Дневная норма – 80 тачек. Работали круглый год. Послабление давалось лишь, когда зимой столбик термометра опускался ниже отметки в «-50» градусов.

Зона раскинулась у подножья заснеженной сопки. Она насчитывала кучу деревянных строений – бараки, цеха, административные здания, бани, пулеметные вышки, чуть дальше - избы для геологов и вольнонаемных рабочих.

Рудник оставил на сопке множество геологоразведочных борозд, напоминающих шрамы.

05. Для начала давайте разберемся с понятийным аппаратом. ГУЛАГом в Советском Союзе называли главное управление лагерей и мест заключения. Через его систему прошли 18 миллионов человек. За пайку хлеба они заготавливали лес, добывали драгоценные металлы в условиях вечной мерзлоты, участвовали в разработке гидротехнических сооружений. Условия труда были нереально тяжелыми, а порой и нечеловеческими. Из-за голода и отсутствия медикаментов из лагерей ГУЛАГа не вернулись больше полутора миллионов человек.

06. Жертвы ГУЛАГа использовались, как бесплатная рабсила. Но некоторые лагеря все равно были экономически неэффективны. На каждого зека полагалась дневная норма в 2000 калорий. Заключенные недоедали и, как следствие, их показатели за смену были ниже, чем у вольнонаемных рабочих.

После смерти Сталина половина заключенных Союза попала под амнистию. Система ГАЛАГа начала сворачиваться и постепенно прекратила свое существование.

07. Заключенные, работавшие на прииске «Днепровский», трудились в две смены – ночные и дневные. Без выходных. По 12 часов. Дневной паек выглядел скупо – 300 граммов хлеба, немного овсяной каши и черпак жиденького супа.

Условия труда были тяжелыми и многие попадали в санчасть. Кто-то получал травмы на производстве, кто-то умирал от желтухи и цинги без нужных лекарств. Вот что вспоминал в своих рассказах об этом писатель Семен Виленский , который провел на прииске «Днепровский» пять лет:

«Заключенным нашего лагеря повезло потому, что заведовала медицинской частью жена начальника лагеря, майора Федько, а она была женщина добрая. Сам же майор был фантазер, идеалист и пьяница. Летчик, после войны в Германии проштрафился и, уж не знаю, как это получилось, оказался на Колыме начальником большого лагеря.

Рассказывали, что его жена в 1955 году встретила на Колыме своего первого мужа, отбывавшего там в лагере срок, и бросила моего бывшего начальника. Говорили даже, что она специально приехала с Федько на Колыму, чтобы быть недалеко от человека, которого любила. Как бы то ни было, но в то время ее присутствие в лагере спасло жизнь многим».

08. Лагерь был интернациональным. В нем сидели русские, венгры, японцы, прибалты, греки, финны, украинцы и сербы. Общались на русском языке, который учили в зоне.

09. Небольшое отступление, связанное с локальной гордостью. Платформу сделало предприятие «УралСпецТранс», базирующееся в городе Миасс, что в Челябинской области.

10. alexcheban сделал отличные кадры из кабины грузовика.

11. Говорят, на Колыме есть и другие хорошо сохранившиеся лагеря, до которых можно добраться лишь на вертолете.

12. Неподалеку от зоны жили геологи. Они делали свои прогнозы на участки, которые необходимо разрабатывать, но время от времени попадали впросак. При этом бывало так, что сами заключенные случайно натыкались на богатые места.

13. Рудник «Днепровский» неплохо сохранился. Остались фундаменты домов, останки дробильной фабрики, фонари, колючая проволока, которой был опоясан лагерь. Я, кстати, наткнулся на нее и порвал ботинок.

14. Мой квадрокоптер «увидел» мрачную картинку, которую создавали серые облака и снег. Наша компания – я, vasya.online И nasedkin – немного диссонировала с окружающей действительностью.

Кстати, если вы не видели мой ролик, то обязательно посмотрите. Душевно получилось:

И на всякий случай, просто ссылки: Vimeo: https://vimeo.com/108819596 , и YouTube: http://www.youtube.com/watch?v=6DvCIGvtpjk

15. Из рассказа Виленского можно сделать вывод, что были на руднике и те, кто получал послабление от тюремного начальства. Они попадали в 30-ю бригаду.

«Здесь был очень пестрый народ, в основном люди, оказавшие начальству какие-либо услуги. Были художники, которые в свободное от работы время рисовали «Трех богатырей» для офицеров и надзирателей. Гуцулы, делавшие очень красивые табакерки, мундштуки с инкрустацией из перламутровых пуговиц. Люди из Прибалтики, получавшие от своих родных деньги. Заключенные в ту пору денег не получали. Деньги, которые находили в посылках, или просто отбирали, делая вид, что их в посылках не было, либо, если это происходило при начальстве, записывали на лицевой счет заключенного. Деньги оказывались и в консервных банках, и в колбасах. За эти деньги тоже зачисляли в 30-ю бригаду. Но больше здесь было просто осведомителей».

16. Пили на Колыме особенный чай. О том, как его готовили я прочитал в воспоминаниях Семена Виленского:

«Заключенные брали закопченную банку из-под консервов, высыпали туда пачку чая и кипятили на костре. Как только чай к верху поднимется («посмотреть, какой дурак его варит»), значит «чифир» готов. Это первак. Остающуюся гущу снова заливают водой и кипятят. Это уже вторяк, дальше третяк... Когда же при кипячении вода уже не закрашивается, ее сливают, а оставшуюся чайную гущу – «эфеля» – едят доходяги».

17. На руднике стабильно добывали больше сотни тонн олова в год. Иногда после изнурительной смены людей посылали на дополнительные работы. «Отказников» могли запросто отправить в БУР (барак усиленного режима), которым командовал бывший начальник полиции в оккупированном немцами городе. Бывшие заключенные вспоминали, что попавшие в БУР – долго не жили.

18. Колыма воспета в песнях. Ее называли краем, где зима растягивается на 8 месяцев, где закон – тайга, а прокурор – медведь. Где до Бога высоко, а до Москвы – далеко.

Некоторые начальники старались облегчить жизнь заключенных, пытаясь отвлечь их от жутких будней. Кто-то строил просторные бани-прачечные, кто-то организовывал кружки самодеятельности, которые давали концерты.

19. Перемены на руднике начались уже после смерти Сталина. С окон сняли решетки, бараки перестали запирать, зеков начали нормально кормить, и на зоне даже появились пончики. Со временем рудник законсервировали, а всех заключенных перевезли в другие места.

20. От «Днепровского» остались лишь следы былого кошмара. Они спрятаны в воспоминаниях его узников и покосившихся деревянных строениях. И, знаете, их обязательно нужно сохранить. Чтобы страшные страницы ГУЛАГа не повторились вновь.

Другие посты из экспедиции по