Парижский конгресс. Парижский конгресс Парижский конгресс, общие сведения

ЗОНДАЖ НАПОЛЕОНА III

Известие о том, что 2 марта 1855 г., вскоре после полудня, в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце скончался император Николай I, пришло в Париж телеграфом вечером того же дня. Новость эта прозвучала в Тюильри, словно удар грома в ясном небе, так как никто в окружении Наполеона III не знал, что 58-летний царь, всегда отличавшийся богатырскими здоровьем, последние две недели провел в постели, страдая от жестокой простуды, которая и свела его в могилу.

А в это время 70 тыс. французов, англичан и турок, на помощь которым вскоре должен был подойти 15-тысячный корпус пьемонтцев, осаждали в Крыму Севастополь. За спиной союзников уже была победа при Альме, впереди – взятие Балаклавы, Инкермана и Евпатории, но под Севастополем на исходе сентября 1854 г. они натолкнулись на ожесточенное сопротивление русских. Попытка штурма города-крепости потерпела неудачу, а начавшаяся осада затянулась на неопределенный срок, что крайне нервировало императора французов, желавшего поскорее, – но, конечно же, не ранее, чем город будет взят, – покончить с разорительной для казны и затратной по потерям войной1.

Племянник великого Наполеона мечтал лишь об одном – о реванше за национальное унижение 1812 – 1815 гг. В его планы не входили ни отторжение от России Кавказа, чего желал бы глава британского кабинета лорд Пальмерстон, ни ликвидация приобретений Екатерины II в Северном Причерноморье, к чему стремилась Порта, ни чрезмерное ослабление Российской империи, что было опасно для нарушения европейского равновесия. Достаточно было склонить Россию к миру сразу же после падения Севастополя. Одно время Наполеон III намеревался даже отправиться в Крым, чтобы лично возглавить командование войсками, но по ряду причин, в частности, из опасений республиканского переворота в Париже во время его отсутствия, вынужден был отказаться от этой идеи2.

“Общественное мнение во Франции восставало против отдаленной и разорительной войны, в которой английские интересы были замешаны непосредственнее, нежели французские, – писал один из первых историков Крымской войны, видный русский дипломат барон А. Г. Жомини, современник событий. – Партии волновались, и это обстоятельство было одной из причин, почему поездка императора Наполеона была отложена. Ему доказывали, что его отсутствие послужит сигналом к революционному движению против его династии”3.

1 Основные потери союзнический экспедиционный корпус в Крыму нес от инфекционных болезней – дизентерии, холеры и тифа. Ежедневная смертность в рядах союзников составляла в среднем 250 человек.

2 Castelot A. Napoleon III. L’aube des Temps modernes. Paris, 1999, p. 250 – 265.

3 Жомини А. Россия и Европа в эпоху Крымской войны. – Вестник Европы, 1886, кн. 10, с. 562.

________________________________________

Опасения не были лишены оснований. 28 апреля 1855 г., когда император направлялся верхом на прогулку в Булонский лес, на него было совершено покушение. Некий Джованни Пианори, бывший гарибальдиец, эмигрировавший во Францию, дважды выстрелил в Наполеона, но промахнулся. Приговоренный к смерти итальянский карбонарий принял ее со словами: “Vive la Republique!”, – что было воспринято обществом как прямой вызов бонапартистской империи. Так или иначе, но поездка императора в Крым не состоялась.

Новость о смерти Николая I вызвала бурную реакцию на парижской Бирже, с начала войны пребывавшей в затяжной апатии. Котировки акций и облигаций, в особенности русских, резко подскочили в цене. Поползли слухи о скором прекращении войны. Оптимизм финансистов быстро передался журналистам и политикам, включая оппозиционных. Многие из них утверждали, что молодой русский император, еще будучи наследником престола, противился войне, не одобряя политику отца. Парижские журналисты, по-видимому, идя от обратного, безоговорочно наделяли Александра качествами, противоположными тем, которые были свойственны Николаю I, – мягкостью, человечностью, уступчивостью и нерешительностью, граничащими со слабохарактерностью, наконец, природным миролюбием, что в сложившихся обстоятельствах представлялось самым важным.

Пока политический бомонд Второй империи строил всевозможные, зачастую фантастические предположения на счет Александра II, император французов уже 3 марта предпринял тайный зондаж с целью выяснить настроения и намерения нового царя: склонен ли тот продолжать Восточную войну или готов ее прекратить. Наполеон пригласил в Тюильри для конфиденциальной беседы саксонского посланника Л. фон Зеебаха, по неслучайному совпадению доводившегося зятем российскому канцлеру графу К. В. Нессельроде. Наполеон попросил Зеебаха срочно изыскать способ передать его тестю, а через него – императору Александру свои искренние соболезнования в связи с кончиной императора Николая, к которому он, Наполеон, будто бы всегда испытывал самые искренние симпатии и о разрыве с которым в 1854 г. искренне сожалеет.

Сигнал, посланный из Тюильри, вскоре достиг Зимнего дворца, где его восприняли должным образом, как на то и рассчитывал император французов. Александр II поручил Нессельроде через Зеебаха довести до сведения Наполеона III, что государь весьма тронут его вниманием к горю, постигшему Россию и императорскую фамилию, и что со своей стороны тоже сожалеет о разрыве отношений между двумя странами и дворами. Впрочем, просил передать Александр, это дело поправимое, так как “мир будет заключен в тот же день, как того пожелает император Наполеон”4.

Луи Наполеон с удовлетворением воспринял реакцию Александра на свою инициативу, но занял выжидательную позицию. Сначала над бастионами осажденного Севастополя должен был подняться французский триколор. Только после этого, получив полное моральное удовлетворение, император французов готов был предложить мирные переговоры, пусть даже вопреки желанию британского союзника, жаждавшего продолжения войны, а также Порты, несмотря на крайнюю ослабленность, надеявшейся в ходе летней кампании 1855 г. на Кавказе разблокировать осажденный русскими Карс и затем вытеснить их из Грузии. В этом намерении турок энергично поощрял Пальмерстон, склонявший императора Франции к отправке на Кавказ значительных подкреплений в помощь армии Омер-паши. “Наполеон III, – справедливо заметил по этому поводу академик Е. В. Тарле, – совсем не хотел тратить своих дивизий в кавказских горах без малейшей пользы для Франции, только затем, чтобы укрепить против России подступы к Герату и к английской Индии”5.

Взор Наполеона был прикован исключительно к Севастополю, осада которого тем временем вступила в завершающую стадию. 16 августа 1855 г. союзники нанесли пора-

________________________________________

4 Архив внешней политики Российской империи (далее – АВПРИ), ф. Канцелярия, оп. 469, 1855 г., д. 175, л. 40 – 42.

5 Тарле Е. В. Соч. в 12 т. М., 1959, т. IX, с. 481.

________________________________________

жение русским войскам под командованием генерала М. Д. Горчакова у реки Черная, к юго-востоку от Севастополя. Вслед за этим французы, потеряв в сражении 7500 убитыми и ранеными, сумели овладеть господствовавшим над городом Малаховым курганом, что вынудило русский гарнизон 8 сентября оставить Севастополь, затопив последние корабли и взорвав остававшиеся укрепления. С падением Севастополя военные действия в Крыму фактически прекратились.

Некоторое время они еще продолжались на Кавказе, где на исходе ноября 1855 г. турки сдали генералу Н. Н. Муравьеву осажденный Карс со всем вооружением. В русском плену оказался 16-тысячный турецкий гарнизон, в составе которого находилось немало “иностранных выходцев” – венгров, поляков и др. Взятие Карса фактически завершило войну на Кавказе. Окончательно обессиленная Турция уже не в состоянии была продолжать ее. Воинственные настроения обнаруживал лишь лорд Пальмерстон, глава кабинета королевы Виктории.

Тем временем в европейских дипломатических кругах с ноября 1855 г. начали циркулировать все более упорные слухи о каких-то секретных контактах, завязавшихся между Наполеоном III и Александром П. Особое беспокойство обнаруживали в Лондоне, где все еще надеялись удержать французского союзника в орбите войны.

Слухи соответствовали действительности. Инициатором конфиденциальных контактов выступил Наполеон, посчитавший, что с взятием Севастополя он получил полную сатисфакцию. 13 сентября в соборе Парижской Богоматери в присутствии императора был отслужен благодарственный молебен. Служивший мессу монсеньор Сибур, архиепископ Парижский, обращаясь к прихожанам, объявил о предстоящем в самом скором времени заключении почетного и прочного мира.

Наполеон явно не желал продолжать войну, в которой Франция уже потеряла 95 тыс. человек6, – во многом ради осуществления амбициозных геополитических планов Пальмерстона. “Наполеон чувствовал, что он достиг кульминационного пункта своей политики, – писал по этому поводу барон Жомини, – ему предстоял выбор между путем приключений, ведущим посредством затягивания войны к потрясению Европы и переделке ее карты с помощью Англии и революции, или путем консервативной политики, основанной на мире и сближении с Россией. По-видимому, он склонялся к последнему. Кроме внутренних и финансовых затруднений… он казался утомленным от сообщничества с Англией. Он не отказывался от союза с могущественным соседом, но политический инстинкт подсказывал ему, что Англия никогда не поддержит искренно ни одного национального французского интереса. До сих пор в Восточной войне он действовал скорее в пользу Англии, нежели Франции”7.

Теперь император решил действовать исключительно в своих интересах. Вскоре после падения турецкой крепости Карс русский посол в Вене князь А. М. Горчаков был проинформирован австрийским финансистом Сину, что его парижский деловой партнер Эрланже (Эрлангер) просил его передать мнение графа де Морни, сводного брата Наполеона III, о желательности начала мирных переговоров с Россией. Горчаков немедленно известил Петербург об этом демарше и, не дожидаясь ответа, по тому же каналу – Сину и Эрланже – сообщил графу де Морни, что разделяет его мнение о желательности прямого диалога с Францией8.

“Я убежден, – писал Горчаков, что император Луи Наполеон, просвещенный опытом и ведомый духом здравого смысла и умеренности, не захочет встать на путь бесконечных завоеваний, как это делал его великий дядя. Позволю себе напомнить, – продолжал русский посол, – что вершиной могущества Наполеона I было время его тесного

________________________________________

6 Собственно боевые потери французов в Крыму за период военных действий составили 20 тыс. человек. Остальные 75 тыс. умерли от эпидемических заболеваний. См. Gouttman A. La guerre de Crimee 1853 – 1856. Paris, 1995, с. 479.

7 Вестник Европы, 1886, кн. 10, с. 586.

8 О де Морни см. Черкасов П. П. Граф де Морни – посол Наполеона III в Санкт-Петербурге (1856 – 1857 годы). – Новая и новейшая история, 2011, N5.

________________________________________

единения с Россией. Не задаваясь мыслью о возврате к этим героическим временам, я верю, что мы с господином де Морни, по мере наших сил, могли бы способствовать величию наших двух стран путем их устойчивого сближения. Необходимо только, чтобы основы этого сближения соответствовали обоюдному достоинству двух народов”9. Горчаков имел в виду, что Россия вправе будет надеяться на содействие Франции в выработке более приемлемых для нее условий мирного договора.

В ответном письме Морни в принципе соглашался с Горчаковым, но просил его учесть, что Франция, как бы того ни хотелось, не свободна в определении условий мира. Она связана союзническими обязательствами с Англией, не говоря уже о Турции, Сардинии, а также Австрии, подписавшей в декабре 1854 г. договор с Парижем и Лондоном о защите от русских в Молдавии и Валахии. К тому же после взятия Севастополя император французов не может согласиться на условия более мягкие, чем те, которые были выставлены в самом начале войны10. Единственно, чего можно было бы достигнуть в сложившейся ситуации, писал Морни, – это заменить ограничения русских военно-морских сил в Черноморском бассейне “нейтрализацией” Черного моря. Подобная альтернатива, как полагал он, представляется менее оскорбительной для национального самолюбия России11.

Предвидя возможные возражения, Морни уточнил свою мысль: “Что же представляет собой эта мера? Обратимся к истории. Когда после военного поражения от той или иной державы требуют крупных денежных жертв (т.е. контрибуций. – П. Ч.), то этим причиняют ей значительный финансовый ущерб. Когда ей навязывают территориальные уступки – уменьшается ее значение и, быть может, даже навсегда. Но когда ей предписывают, в сущности, только такие иллюзорные условия, как ограничение сил, то, коль скоро она нуждается в мире, ей не следует их отвергать. Не впервые подобные условия включаются в мирный договор, – успокаивал Морни и добавлял: – Как долго они соблюдаются? Пройдет всего лишь несколько лет, и все изменится: интересы поменяются, ненависть исчезнет, восстановятся добрые отношения, благодеяния мира излечат раны войны, и подобные договоры отомрут сами собой, не имея применения. Часто бывало даже так, что та самая страна, которая настаивала на ограничении сил, первой предлагала их отменить”12.

Все шло к тому, что Горчаков должен был в конфиденциальном порядке встретиться с бароном де Буркене, французским представителем на конференции послов, созванной в Вене еще осенью 1854 г. для обсуждения перспектив мирного окончания войны13. Не исключалась и возможность личной встречи Горчакова и Морни в Дрездене. Однако в это время, в середине декабря 1855 г., из Петербурга в российское посольство в Вене пришло неожиданное распоряжение канцлера Нессельроде о прекращении контактов с Морни. Канцлер проинформировал посла, что отныне сам будет вести конфиденциальные переговоры, но не с Морни, а с министром иностранных дел Франции графом А. Валевским. Он намеревался делать это при посредничестве своего зятя, упоминавшегося уже саксонского дипломата фон Зеебаха.

Вмешательство Нессельроде можно было бы объяснить его давним нерасположением к Горчакову. Долгое время он препятствовал карьере талантливого дипломата, держа его на второстепенных постах, а в июне 1855 г. возражал против его назначения пос-

________________________________________

9 Morny, Duc de. Extrait des Memoires. Une ambassade en Russie, 1856. Paris, 1892, p. 10 – 11.

10 Речь идет о так называемых “четырех пунктах Наполеона III”, сформулированных 18 июля 1854 г. Они включали в себя совместный протекторат Франции, Англии, Австрии, России и Пруссии над Дунайскими княжествами, временно оккупированными австрийскими войсками; равное покровительство пяти упомянутых держав над всеми христианами Оттоманской империи; коллективный пятисторонний надзор и контроль над устьем Дуная; пересмотр договора 1841 г. европейских держав с Турцией о проходе судов через Босфор и Дарданеллы.

11 Morny, Duc de. Op. cit., p. 19 – 22.

12 Ibid., p. 22 – 23.

13 Ibid., p. 26 – 27.

________________________________________

лом в Вене, но Александр II настоял на своем. Теперь, когда Горчаков стал нащупывать возможности достойного для России выхода из войны, Нессельроде, видимо, посчитал несправедливым, что лавры миротворца достанутся не ему, заслуженному ветерану европейской политики, а Горчакову.

Есть и другое объяснение действий Нессельроде – его неискоренимое пристрастие к давно обветшавшему союзу с Австрией. Между тем с конца 1854 г. Вена стала фактическим союзником Парижа и Лондона, обнаружив вероломство и неблагодарность к России, спасшей Габсбургов в 1849 г. “По-видимому, – отмечается в отечественной “Истории дипломатии”, – Нессельроде упрямо тешил себя иллюзией, что солидарность держав Священного союза продолжает существовать, и считал, что нехорошо сговариваться за спиной “дружественной” Австрии”14.

Так или иначе, но искушенный во всех тонкостях дипломатической игры граф Нессельроде, допустил “утечку” информации о негласных контактах с Францией. Первыми об этом узнали австрийский император Франц-Иосиф и глава его кабинета граф К. Ф. фон Буоль, крайне озабоченные тем, чтобы Австрия не была забыта при мирном окончании войны. Они срочно занялись изготовлением дипломатической “бомбы”. Ее взрыв должен был поменять неблагоприятно складывавшуюся для Австрии обстановку.

Тем временем Нессельроде отправил в Париж своего саксонского зятя с тремя предложениями: Босфор и Дарданеллы должны остаться закрытыми; военный флот “посторонних” держав не может быть допущен в Черное море, за исключением судов, которые прибрежные государства сочтут возможным туда допустить; число этих судов определят Россия и Турция на двусторонней основе, без постороннего посредничества.

Пока Зеебах добирался до Парижа, в Тюильри испытали нечто вроде шока, узнав, что Россия не сохранила в тайне начавшиеся франко-российские консультации об условиях прекращения войны. Графа Валевского посетил австрийский посол барон фон Хюбнер, обнаруживший осведомленность о негласных контактах Морни с Горчаковым и поразивший главу французской дипломатии сообщением о полной готовности Австрии окончательно присоединиться к антирусской военной коалиции и даже предъявить России нечто вроде ультиматума.

Наполеон III оказался в весьма щекотливом положении и имел все основания негодовать на поведение русских. Валевскому поступило указание не вступать в переговоры с Зеебахом и дать понять петербургскому эмиссару о своем недовольстве.

Австрийская заготовка “взорвалась” за несколько дней до наступления нового, 1856 г., когда на прием к канцлеру Нессельроде явился австрийский посланник граф В. Л. фон Эстергази, только что прибывший из Вены, и вручил ему ультимативные требования (“коммюнике”) императора Франца-Иосифа об условиях прекращения войны, неприятие которых повлечет за собой разрыв дипломатических отношений с Россией. Повторяя известные “четыре пункта” Наполеона III 1854 г., австрийский ультиматум дополнил их требованием полной нейтрализации Черного моря и запретом содержать на побережье морские крепости и другие военные арсеналы. В документе оговаривалось также право участников антирусской коалиции предъявлять России новые требования “на общую пользу Европы”15. Россия должна была принять предъявленные ей условия мира до 18 января (н.с.). В противном случае антирусская коалиция расширилась бы за счет вступления в нее Австрии.

Вскоре после демарша, предпринятого Эстергази в Петербурге, граф Буоль в Вене пригласил к себе князя Горчакова и объявил послу, что во избежание возможных недоразумений и неправильных его толкований ультиматум должен быть принят целиком, без всяких исключений16. Таким образом, российской стороне не оставлялось даже

________________________________________

14 История дипломатии, 2-е изд., перераб. и доп., т. I. М., 1959, с. 664.

15 К истории Парижского мира 1856 г. – Красный архив, 1936, N2 (75), с. 58 – 59.

16 История внешней политики России. Первая половина XIX века. От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г. М., 1995, с. 412.

________________________________________

минимальной возможности для дипломатического маневра. Тот факт, что ультиматум исходил от недавнего, причем ближайшего союзника, глубоко ранил самолюбие Александра II и явился полной неожиданностью для главного поборника австрийской ориентации канцлера Нессельроде.

В результате двух совещаний, состоявшихся 1 и 15 января 1856 г. у государя с участием его ближайших сподвижников – великого князя Константина Николаевича, графа К. В. Нессельроде, военного министра князя В. А. Долгорукова, министра государственных имуществ графа П. Д. Киселева, генерал-адъютантов князя М. С. Воронцова и графа А. Ф. Орлова, а также статс-секретаря графа Д. Н. Блудова и барона П. К. Мейендорфа, бывшего посланника в Вене, – было принято решение согласиться с предъявленными условиями формального прекращения войны17. Не имея возможности ее продолжать в связи с истощением материальных ресурсов, Россия могла попытаться, как сказал на совещании Нессельроде, “рассеять коалицию, составленную из разнородных и антипатичных элементов и связываемую лишь требованиями общей борьбы”18.

Скорее всего, уже тогда главную ставку в достижении этой цели русская дипломатия предполагала сделать на Францию – единственную из держав коалиции, обнаруживавшую миролюбивые намерения.

16 января государственный канцлер объявил австрийскому посланнику о принятии предварительных условий мира, выдвинутых венским двором19. В тот же день Эстергази по телеграфу проинформировал свое правительство о согласии России, а 20 января на конференции послов в Вене был подписан протокол, по которому воюющие державы обязались в трехнедельный срок направить на мирный конгресс в Париж своих уполномоченных для заключения перемирия и подписания мирного договора.

Главным уполномоченным от России Александр II назначил своего генерал-адъютанта графа А. Ф. Орлова, начальника Третьего отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии. В помощь ему был придан опытный дипломат барон Ф. И. Бруннов, получивший статус второго уполномоченного.

ГРАФ А. Ф. ОРЛОВ И БАРОН Ф. И. БРУННОВ

А. Ф. Орлов (1786 – 1861)20 принадлежал к дворянскому роду, выдвинувшемуся в начале царствования императрицы Екатерины II. Ее восхождению на престол в 1762 г. активно содействовали братья Орловы-Григорий, Алексей, Владимир, Иван и Федор.

Алексей Федорович, как и его брат, Михаил, был внебрачным сыном генерал-поручика Ф. Г. Орлова, который получил от Екатерины признание для своих “воспитанников” всех прав дворянства, фамилии и герба Орловых.

В Отечественную войну А. Ф. Орлов участвовал во многих сражениях, а под Бородином получил семь ранений. С января 1813 г. он был адъютантом великого князя Константина Павловича и храбро сражался под Лютценом, Баутценом, Кульмом и Дрезденом, за что был произведен в полковники, а затем принял участие в походе во Францию. В 1814 г. он вышел в отставку, но через год вернулся на службу, получив в 1817 г. генеральский чин. В отличие от старшего брата Михаила, участвовавшего в тайных декабристских обществах, Алексей был твердым противником всякого либерализма, не терпел неподчинения властям, хотя, повинуясь тогдашней моде, не избежал краткого

________________________________________

17 См. Татищев С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. М., 2006, с. 146- 150.

18 Вестник Европы, 1886, кн. 10, с. 601.

19 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 12.

20 О нем см.: Петров А. А. Орлов Алексей Федорович. – Русский биографический словарь. М., 1905 (репр. воспроизв. М., 1997); Оржеховский И. В. Самодержавие против революционной России (1826 – 1880 гг.). М., 1982; Кудрявцева Е. П. Любимец императора Николая I. А. Ф. Орлов и его миссия на Ближнем востоке. – Российская дипломатия в портретах. М., 1992; Чукарев А. Г. Тайная полиция России 1825 – 1855. М., 2005.

________________________________________

пребывания в масонской ложе, куда попал под влиянием тестя, генерала А. А. Жеребцова.

В 1819г. Орлов был назначен командиром лейб-гвардии Конного полка, в 1820 г. стал генерал-адъютантом, а через год получил под командование 1-ю бригаду гвардейской Кирасирской дивизии с оставлением за ним начальства над Конным полком. В 1820 г. участвовал в подавлении восстания в Семеновском полку, а 14 декабря 1825 г. первым из полковых командиров пришел на помощь Николаю Павловичу и лично водил конногвардейцев в атаки на каре мятежников. Поведение Орлова в тот критический для молодого императора день было отмечено Николаем I. 25 декабря 1825 г. он возвел Орлова в графское достоинство и, снисходя к его мольбам, освободил от судебного преследования Михаила Орлова, замешанного в декабрьском “злоумышлении”. Это был единственный случай, когда Николай простил непосредственного, к тому же еще и видного участника заговора.

В последующие годы генерал-лейтенант (с 1833 г. – генерал от кавалерии), а с 1836 г. -член Государственного Совета, А. Ф. Орлов становится одним из самых приближенных сановников императора Николая, доверявшего ему ответственные миссии военного и дипломатического характера. По поручению государя Орлов неоднократно замещал А. Х. Бенкендорфа на время болезни во главе Третьего отделения, а в 1844 г., в связи со смертью последнего, был назначен на его должность, присовокупив к ней пост командующего Императорской Главной Квартирой.

Пользовавшийся безграничным доверием императора, граф Орлов в качестве Главного начальника Третьего отделения и шефа жандармов ужесточил борьбу с проникновением в Россию из Европы либерально-революционных веяний и усилил давление на литературу в искреннем убеждении, что русским писателям не пристало “выносить сор из избы”. Это означало, что в печати не должно появляться ничего, что прямо или косвенно могло скомпрометировать власть и царящие в империи порядки. С именем Орлова связано и раскрытие в апреле 1849 г. так называемого “дела Петрашевского”, по которому, среди прочих, проходил начинающий литератор Федор Достоевский. Одним словом, в либеральных кругах шеф жандармов граф Орлов, убежденный консерватор, имел совершенно определенную репутацию.

Ее разделяли и отдельные члены иностранного дипломатического корпуса. Так, временный поверенный в делах Франции в Петербурге Ш. Бодэн в секретной записке в Париж называл Орлова “необразованным человеком”, наделенным “посредственным умом”, “неисправимо ленивым”, “испытывающим глубокое презрение и даже откровенную ненависть к идеям гуманизма”. “Как государственный деятель, он полный ноль”, -категорично утверждал французский дипломат, и добавлял, что Орлов будто бы “находится под безграничным влиянием своей жены”21.

Трудно объяснить столь откровенную предубежденность и, добавим, очевидную несправедливость: Орлова уважали во всех европейских столицах, и в частности в Париже, о чем еще будет сказано.

Пример графа Орлова показывает, что иной человек бывает содержательнее своей репутации в определенных общественных кругах. На деле же “необразованный” и “ограниченный” Орлов был страстным почитателем творчества И. А. Крылова. 13 ноября 1844 г. грозный начальник Третьего отделения был в числе тех, кто на руках выносил из церкви гроб с телом знаменитого баснописца. Посещая Москву, шеф жандармов всегда заезжал к другу своего опального брата Михаила П. Я. Чаадаеву, официально объявленному сумасшедшим, и подолгу доверительно беседовал с ним на самые разные темы.

________________________________________

21 См. Archives des Affaires Etrangeres (далее – AAE), Memoires et Documents. Russie, v. 45. fol. 89 recto verso, 90 recto. Свидетельство Ш. Бодэна относится к 1858 г., когда в окружении Александра II и в обществе началось обсуждение вопроса об освобождении крестьян. Орлов занимал здесь весьма консервативную позицию, что, по-видимому, и снискало ему в глазах либерально мыслящего французского дипломата репутацию законченного ретрограда.

________________________________________

По свидетельству современников, он уважал и даже любил Чаадаева за независимый характер и оригинальность суждений.

Орлов принял близкое участие в смягчении судьбы декабриста Г. С. Батенькова, отсидевшего 20 лет в одиночной камере и находившегося на грани помешательства. Он добился от императора его перевода на поселение и снабдил “государственного преступника” значительной суммой в 500 рублей серебром для обустройства в Томске. Впоследствии Батеньков с благодарностью вспоминал гуманное отношение к себе Орлова. “Бумаги мои никто не читал до вступления Орлова, – писал Батеньков. – Он и разобрал их. Поэтому с 1844 года и переменилось совершенно мое положение. Граф назначил от себя деньги на мое содержание; выписал мне газеты и журналы и, объявив, что он будет посещать меня, как родственник, тем самым и дал уже значительность”22.

К этому можно добавить, что, когда в 1856 г. молодой император Александр II назначит графа Орлова главой русской делегации на Парижском мирном конгрессе, то шеф жандармов, к удивлению своего окружения, станет приглашать к себе известного диссидента-невозвращенца Н. И. Тургенева, нашедшего убежище во Франции. В редкие свободные вечера он любил беседовать с ним столь же откровенно и доверительно, как в свое время с Чаадаевым. “Подобные разговоры, – замечает по этому поводу современный исследователь истории Третьего отделения А. Г. Чукарев, – достаточно положительно характеризуют А. Ф. Орлова, как человека просвещенного, честного и порядочного, служившего Николаю I не за страх, а за совесть. Именно за эту беспредельную преданность ценил его царь”23.

Верного царского слугу всегда притягивали люди свободного ума, имеющие собственные суждения об окружающей их действительности, и он не отказывал себе в удовольствии общаться с ними.

Вопреки утверждениям Бодэна, граф Орлов зарекомендовал себя не только как храбрый кавалерист, военачальник, а затем и борец с “тлетворным” влиянием Запада, но и как искусный дипломат. Впервые его дипломатический талант обнаружился в 1829 г., когда по поручению Николая I Орлов провел успешные переговоры с Турцией, завершившиеся подписанием Адрианопольского мирного договора, после чего император назначил его своим послом в Константинополь – с миссией добиться от султана неукоснительного выполнения условий договора. С высочайшим поручением граф Орлов справился менее чем за год своего пребывания в посольской должности.

Вторая, сугубо конфиденциальная, дипломатическая миссия была доверена ему в августе 1830 г. Николай I отправил его в Вену для обсуждения с австрийским императором возможных совместных действий против Луи Филиппа, “узурпировавшего”, как полагал царь, престол Бурбонов во Франции. На этот раз граф Орлов не успел проявить свои способности, так как еще до его приезда венский двор вслед за Англией и Пруссией официально признал короля французов.

Зато громкий успех выпал на долю графа Орлова в 1833 г., когда он с большим искусством провел в Константинополе переговоры, увенчавшиеся заключением Ункяр-Искелесийского оборонительного союза с Турцией, причем послы европейских держав в Оттоманской Порте узнали об этих переговорах лишь после подписания договора.

В том же 1833 г. он сопровождал Николая I на встречу с австрийским императором Францем I в Мюнхенгрец, где вместе с графом К. В. Нессельроде и Д. Н. Татищевым от имени России подписал Мюнхенгрецкую конвенцию о совместных действиях в пользу сохранения в Турции правящей династии. По существу, конвенция была направлена против восточной политики Франции, поддерживавшей египетского правителя Мухаммеда Али. Когда в начале 1835 г. умер император Франц, Николай I направил Орлова на похороны в Вену в качестве своего личного представителя. Два года спустя в качестве личного посланника царя Орлов присутствовал на коронации королевы Виктории. В дальнейшем он постоянно сопровождал государя в его поездках по России и за грани-

________________________________________

22 Батеньков Г. С. Сочинения и письма. Т. 1. Письма (1813 – 1856). Иркутск, 1989, с. 245.

23 Чукарев А. Г. Тайная полиция России. 1825 – 1855 гг. М., 2005, с. 180.

________________________________________

цу, а в 1839 г. сопровождал в заграничном путешествии наследника-цесаревича Александра Николаевича, чьим наставником был назначен после смерти князя Х. А. Ливена. Граф Орлов оказался первым, кому в ходе этого путешествия цесаревич рассказал о том, что влюблен в принцессу Гессен-Дармштадтскую и намерен связать с ней свою судьбу, если, конечно, августейшие родители одобрят его выбор. Как известно, желание юного Александра осуществилось в 1841 г. Его избранница, приняв православие, стала великой княгиней Марией Александровной, будущей императрицей и матерью другого русского самодержца – Александра III.

В 1852 г. Орлов принимал участие в секретных переговорах Николая I с австрийским императором и прусским королем в Ольмюце и Берлине.

Прощаясь на смертном одре с наследником престола, Николай Павлович “завещал” сыну своего верного друга, незаменимого помощника во всех государственных делах. Именно графа Орлова, несмотря на его 70 лет, Александр II направит на Парижский мирный конгресс, призванный подвести черту под злополучной для России Крымской войной. Молодой император ни на минуту не сомневался в том, что его бывший наставник сделает все возможное и даже невозможное для защиты российских интересов. И, как мы увидим, не ошибся в своем выборе.

Вторым уполномоченным на Парижский конгресс Александр II утвердил барона Филиппа Ивановича Бруннова (1797 – 1875), выученика графа Нессельроде. Молодым дипломатом он принимал участие в Лайбахском (1821 г.) и Веронском (1822 г.) конгрессах Священного союза, был секретарем русской делегации на переговорах с Портой, завершившихся в 1829 г. подписанием Адрианопольского мирного договора, затем служил старшим советником министерства иностранных дел, а в 1840 г. получил назначение посланником в Лондон. На этом посту Бруннов участвовал в подготовке Лондонской конвенции о Египте (1840 г.) и конвенции о Черноморских проливах (1841 г.), а также принимал деятельное участие в работе Лондонской конференции 1843 г. по делам Греции. В плане двусторонних отношений он подготовил и от имени России подписал в 1849 г. торговый договор с Англией.

В период обострения Восточного кризиса, предшествовавшего Крымской войне, Бруннов фактически дезориентировал Николая I, поддерживая в убеждении о ненадежности союза Англии и Франции. В оправдание Бруннова можно заметить, что его позиция не являлась исключением. В том же направлении действовал и его коллега в Париже Н. Д. Киселев. Тем не менее после разрыва дипломатических отношений между Англией и Россией в феврале 1854 г., повлекших за собой объявление войны, Бруннов продолжал успешно продвигаться по служебной лестнице, заняв пост посланника при Германском союзе. Нессельроде вспомнил о своем протеже, когда встал вопрос о втором уполномоченном России на Парижском мирном конгрессе. Бруннов был искушен во всех тонкостях дипломатической игры и слыл незаменимым составителем нот, депеш и отчетов. Помимо этого за ним закрепилась устойчивая репутация остроумного и интересного собеседника, что имело немаловажное значение, особенно на сложных многосторонних переговорах.

В выборе уполномоченных на Парижский конгресс Александр II и канцлер Нессельроде, по всей видимости, учитывали и немаловажный для обеспечения успеха миссии факт личного (для Бруннова) и заочного (для Орлова) знакомства с Наполеоном III. Знакомство Бруннова с Луи Наполеоном произошло еще в 1847 г., когда барон служил посланником в Англии, а будущий император скрывался там от французского правосудия. Как известно, в 1846 г. Луи Наполеон Бонапарт сумел бежать из тюрьмы, где отбывал пожизненный срок за попытку государственного переворота. В 1847 г. он надеялся получить политическую и финансовую поддержку от Николая I в реализации своих планов во Франции. Через Бруннова, с которым неоднократно встречался, он пытался установить канал связи с ближайшим сподвижником царя графом Орловым и некоторое время даже состоял с ним в конфиденциальной переписке24.

________________________________________

24 См. об этом: Черкасов П. П. Неизвестная переписка Луи Наполеона Бонапарта с графом

________________________________________

Попытки Наполеона найти понимание в Петербурге не увенчались успехом. Император Николай отказался иметь дело с государственным преступником, каковым в то время считался сбежавший из тюрьмы Бонапарт.

Кто знал, что спустя всего лишь четыре года Луи Наполеон сделается императором французов? И кто мог предположить, что в 1856 г. от его благорасположения во многом будет зависеть сохранение достоинства побежденной в Крымской войне России?

11 февраля (30 января ст.ст.) 1856 г. граф Орлов получил от канцлера инструктивные указания относительно целей, которых должны были добиваться на мирном конгрессе русские уполномоченные25. Важнейшей из них являлось достижение мира на условиях пяти пунктов, сформулированных Венской конференцией послов, на которые согласился император Александр. Ни о чем другом и тем более о перекройке политической карты Европы не могло быть и речи. Инструкция предписывала русским уполномоченным исходить из “различия интересов и страстей наших врагов”. В дополнительной инструкции от 29 (17) февраля Нессельроде уточнил: “Не будучи в состоянии разделить наших врагов, мы должны войти в особое соглашение с теми из них, от решения которых будет зависеть восстановление мира”26.

Главным “врагом” России Петербург продолжал считать Англию. Договориться с ней на приемлемых для России условиях казалось крайне сложным27, однако такая возможность в принципе не исключалась. Как не исключалась и возможность пойти на определенные уступки британским интересам ради того, чтобы изолировать Австрию, чье вероломное поведение привело к образованию общеевропейской коалиции против России. Австрию, по убеждению Александра II, в любом случае следовало наказать, и канцлер Нессельроде вынужден был с этим согласиться. “Образ действий, которого придерживается с самого начала настоящего кризиса австрийский кабинет, вызвал в России крайнее раздражение, – констатировал Нессельроде в доверительной записке от 11 февраля, адресованной графу Орлову. – Не так-то легко простить измену неблагодарного друга. Не в интересах Австрии, чтобы это чувство усиливалось, чтобы враждебные настроения длились. Она может поплатиться за это при тех неожиданностях, которые всегда возможны в настоящем, еще не устоявшемся положении Европы”28.

Наиболее перспективными представлялись поиски взаимопонимания с Францией, несмотря на ее тесные союзнические отношения с Англией. Недвусмысленные демарши Наполеона III в отношении России, последовавшие за смертью Николая I, давали определенные надежды на успех подобных поисков. Интересы Наполеона в войне, как полагали в Петербурге, были полностью удовлетворены. “Получив от союза с Англией все выгоды, какие только он мог извлечь, – гласила основная инструкция, данная Орлову, – властитель Франции не может следовать за ней в ее воинственных замыслах, где его ждет лишь неизвестность. А это не может входить в цели столь холодного и расчетливого человека, как Луи Наполеон. Он не захочет, конечно, окончить теперешнюю войну, порвав свой союз с Англией. Тем более он не захочет враждовать с ней. Но, с другой стороны, естественно, что он будет стараться избавиться от той зависимости, в которой он до некоторой степени находится по отношению к ней… Недостаточная заинтересованность Франции в содействии целям Англии, преследуемым ею в Азии, а также открывающаяся для французского императора перспектива – стать благодаря союзам твердой ногой на континенте, – подчеркивалось в инструкции, – окажутся в

________________________________________

А. Ф. Орловым, начальником Третьего отделения (1847 – 1848 гг.). Из фондов ГА РФ. – Россия и Франция XVIII-XX века, вып. 9. М., 2009.

25 Речь идет о трех документах, датированных 11 февраля: общей инструкции и “доверительных записках” на имя А. Ф. Орлова. См. Красный архив, 1936, N2 (75), с. 13 – 18.

26 Там же, с. 27.

27 “Англия есть и будет нашим действительным и неумолимым врагом”. Из инструкции от 11 февраля 1856 г. – Там же, с. 14.

________________________________________

руках наших уполномоченных в ходе конференции средством вызвать в политике Франции поворот, необходимый для того, чтобы Англия отказалась от своих воинственных замыслов.

Таковы были общие цели русской дипломатии в отношении Франции на открывшемся 25 февраля 1856 г. в Париже мирном конгрессе30. Следует отметить, что выбор места проведения конгресса во многом зависел от России, как от побежденной стороны. Поддержав Наполеона в его настойчивом желании провести конгресс в столице Франции, Александр II поступил предусмотрительно, обеспечив, как вскоре выяснится, наиболее благоприятные для русских уполномоченных условия работы. Полную поддержку со стороны России получило и недвусмысленно выраженное пожелание императора французов видеть в роли председателя конгресса А. Валевского, министра иностранных дел Франции.

Данный выбор окажется столь же удачным для русской дипломатии, сколь и досадным для английской и австрийской сторон, не без оснований считавших Валевского пристрастным арбитром.

“РУССКИЙ ПОСОБНИК” ГРАФ А. ВАЛЕВСКИЙ

Александр Флориан Жозеф, граф Колонна Валевский родился в 1810 г. в имении своей матери в герцогстве Варшавском31. Он был побочным сыном императора Наполеона I и польской графини Марии Валевской32, т.е. приходился Наполеону III двоюродным братом. В 1812 г. Валевский получил титул графа Империи с правами наследования по прямой линии. В январе 1814 г. вместе с матерью побывал у отца на острове Эльба. Впоследствии проживал с ней в Женеве. В декабре 1817 г., когда графиня Валевская умерла, воспитанием семилетнего Александра занялся дядя по материнской линии. В 1824 г. он увез мальчика в русскую Польшу (Царство Польское).

Сын Наполеона обратил на себя внимание великого князя Константина Павловича, и тот предложил юноше вступить в русскую армию. Воспитанный в духе польского патриотизма, Валевский отклонил это предложение. Никогда не скрывавший своей приверженности идее независимости Польши, он вскоре становится объектом пристального внимания со стороны русской тайной полиции. Тем не менее ему удается нелегально выехать из Польши и перебраться в Англию, а оттуда – в Париж, где он устанавливает контакты с польской эмиграцией. Российское посольство во Франции получает указание добиться выдачи Валевского, но, несмотря на доверительные отношения с Петер-

________________________________________

29 Тамже, с. 14 – 15.

30 Освещение работы Парижского мирного конгресса и оценка его результатов выходят за рамки данного исследования, посвященного закулисному взаимодействию русской и французской дипломатий на конгрессе. О Парижском конгрессе и мире см.: Жомини А. Указ соч., с. 606 – 619; Мартенс Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами. Т. XV. Трактаты с Франциею. 1822 – 1906. СПб., 1909; К истории Парижского мира 1856 г. – Красный архив, 1936, N2 (75); Тарле Е. В. Крымская война. – Тарле Е. В. Соч. в 12 т., т. 8; Маринин О. В. Дипломатическая деятельность России на завершающем этапе Крымской войны. Парижский мирный конгресс 1856 года. М., 1987 (автореф. канд. дис); Gourdon E. Histoire du Congres de Paris. Paris, 1857; Monicault G. La question d’Orient. Le Traite de Paris et ses suites (1856 – 1871). Paris, 1898; Charles-Roux F. Alexandre II, Gortchakoff et Napoleon III, 2-eme ed. Paris, 1913; Echard W. Napoleon III and the Concert of Europe. Louisiana State University Press, 1983; Le Congres de Paris (1856). Un evenement fondateur. Paris, 2009; Gouttman A. Op. cit.; Sedouy, J. -A. de. Le Concert europeen. Aux origines de l’Europe 1814 – 1914. Paris, 2009.

31 О нем см.: Bernardy F. de. Walewski, le fils polonais de Napoleon. Paris, 1976. В Архиве министерства иностранных дел Франции имеется его служебное досье. – ААЕ, Personnel, 1-er serie, N4158.

32 Мария Валевская была на 50 лет моложе своего супруга, с которым давно поддерживала лишь формальные отношения. Тем не менее 74-летний граф Валевский великодушно признал своего “сына”.

________________________________________

бургом, кабинет Карла X отказывает в этой просьбе, хотя сын Наполеона и в Париже демонстрирует оппозиционные настроения, сблизившись с противниками режима Реставрации – либералами.

С победой Июльской революции 1830 г. Валевский по поручению министра иностранных дел генерала Себастиани направляется с секретной миссией в восставшую Польшу, где вступает в ряды повстанцев и принимает участие в сражении при Грохове. За проявленную доблесть он получает орден Virtuti militari. Затем национальное правительство Польши направляет графа Валевского в Лондон, чтобы заручиться поддержкой Англии против России. Здесь он встречает очаровательную мисс Каролину, дочь лорда Монтегю, и женится на ней.

После взятия русскими войсками Варшавы и подавления восстания Валевский с супругой покидают Лондон и уезжают в Париж, где Александр принимает французское подданство и получает назначение на должность офицера для поручений при маршале Жераре. В апреле 1834 г. в возрасте 25 лет неожиданно умирает его жена. Почти одновременно, один за другим, умирают и их малолетние дети – дочь и сын. Безутешный Валевский записывается в только что созданный Иностранный легион и в чине капитана отправляется в Алжир, где с 1830 г. шли военные операции по “умиротворению” этой непокорной территории, которую король Луи Филипп объявил французским генерал-губернаторством.

По возвращении из Алжира Валевский некоторое время продолжал военную службу в составе 4-го гусарского полка, а в 1837 г. вышел в отставку, решив посвятить себя литературным занятиям. Он публикует две брошюры – “Un mot sur la question d’Alger” (1837 г.) и “L’alliance anglaise” (1838 г.). В первой Валевский развивает свой взгляд на алжирскую проблему, а во второй – на франко-английский союз. Затем он пробует перо как драматург. В январе 1840 г. в одном из парижских театров была поставлена комедия по его пьесе, но успеха она не имела, после чего граф стал подумывать об очередной смене занятий.

В это время он знакомится с 20-летней актрисой, мадемуазель Рашель (Элизабет Рашель Феликс), уже прославившейся на парижской сцене в ролях трагических героинь. Их роман увенчался рождением сына, названного Александром, в честь отца. Впоследствии Валевский признает его, а в 1860 г. с согласия императора Наполеона официально усыновит, даст свое имя и титул. Расставшись с Рашель, Александр в 1846 г. женится на дочери графа Риччи, которая родит ему четверых детей, но первенец-девочка умрет в младенчестве.

Однако вернемся в начало 1840 г., когда незадачливый драматург оказался на распутье: чему же себя посвятить? Вскоре ему представился удачный случай проявить свои способности на дипломатическом поприще. Летом 1840 г. тогдашний глава кабинета Луи Филиппа и одновременно министр иностранных дел А. Тьер, близко знавший Валевского, доверил ему деликатную дипломатическую миссию, отправив в Египет к тамошнему правителю Мухаммеду Али. Вопреки прежним обнадеживающим обещаниям со стороны Франции теперь Париж хотел склонить его к принятию ультиматума великих держав о возвращении султану завоеванных египетским пашой территорий (так называемая Лондонская конвенция 1840 г.).

Вторую дипломатическую миссию на исходе 1847 г. доверил Валевскому уже Ф. Гизо, последний глава правительства Июльской монархии. Он отправил его в Аргентину. Там, в Буэнос-Айресе, Валевский получил известие о Февральской революции в Париже. Посчитав себя свободным от выполнения поручений свергнутого правительства, он поспешил вернуться во Францию, где примкнул к Луи Наполеону, вождю бонапартистов.

С избранием Наполеона президентом республики началась стремительная дипломатическая карьера Валевского. В 1849 г. он был назначен посланником во Флоренцию, в 1850 г. – послом в Неаполь, год спустя – в Мадрид, а затем – в Лондон. С провозглашением во Франции Второй империи 2 декабря 1852 г. графу Валевскому было пору-

________________________________________

чено добиться скорейшего признания Наполеона III со стороны европейских держав, с чем он и справился весьма успешно.

В конце апреля 1855 г. Наполеон отозвал Валевского из Лондона и назначил сенатором, а несколько дней спустя сделал министром иностранных дел. Ему же император доверил представлять Францию на Парижском мирном конгрессе, призванном положить конец Крымской войне. Этот выбор был наполнен глубоким смыслом. Именно Валевский, сын Наполеона I, был избран председателем на триумфальном для Второй империи мирном конгрессе, который, помимо прочего, символизировал похороны унизительной для Франции Венской системы 1814 – 1815 г. Так задумал Наполеон III, настаивавший на проведении конгресса именно в Париже, и с этим вынуждены были согласиться все его участники. Россия с наибольшей готовностью приняла его предложение перенести обсуждение вопроса о прекращении войны из Вены, где проходила конференция послов, в Париж. В столице Франции можно было избежать гнетущей австрийской опеки, так досаждавшей русским дипломатам в Вене.

Первым из русских уполномоченных в Париж прибыл барон Бруннов, который сразу же по приезде, дважды – 14 и 16 февраля – был принят графом Валевским. Свои первые впечатления об этих встречах, а также об ожидаемой на конгрессе позиции Англии и Австрии33 Бруннов подробно изложил 19 февраля в депеше канцлеру Нессельроде.

“Император Наполеон, – писал он, – определенно желает в возможно краткий срок прийти к заключению мира. Он высоко ценит чувство, побудившее нашего августейшего государя перенести переговоры в Париж. Он придает громадное значение их успеху. Следовательно, он употребит все усилия, чтобы устранить трудности, могущие либо замедлить их ход, либо сделать их безрезультатными. Затруднения, которые следует предвидеть, будут исходить не от Франции, а от Англии, с одной стороны, и от Австрии – с другой.

Первая с самого начала не проявляла большого желания содействовать заключению мира. Она предпочла бы испробовать счастья в третьей кампании, чтобы восстановить военную репутацию Великобритании, которой был нанесен ущерб первыми двумя кампаниями. К тому же соображения парламентского характера, от которых зависит судьба правительства, находящегося у власти, внушают лорду Пальмерстону сильные опасения в прочности его власти после заключения мира, который не будет пользоваться популярностью в глазах англичан, если он не оправдает надежд, которые правительство Великобритании имело неосторожность возбудить у сторонников войны.

Французский кабинет не без труда преодолел колебания и явное нежелание Англии. И это ему удалось только благодаря его настойчивости. Лично лорд Кларендон расположен благоприятно. Но он всецело во власти общественного мнения, находясь под влиянием газет, боится оказаться не на высоте той доминирующей роли, которую он считает себя призванным играть в глазах Европы. Он чрезвычайно чувствителен ко всему тому, что касается англо-французского союза; он усматривает угрозу для его дальнейшего существования в тех отношениях, которые могут установиться между уполномоченными России и Франции. Отсюда крайняя необходимость для французского кабинета избегать всего, что могло бы вызвать подозрение и недоверие у английского кабинета. Давая ему повод к недоверию, подвергают риску успех переговоров. Граф Валевский с особенным ударением подчеркнул это затруднение.

“Император Наполеон, – сказал он мне, – определенно желает сохранить узы, которые связывают его с Англией. По необходимости ему приходится в сношениях с ней быть крайне осторожным. Он будет вам крайне обязан, если во время переговоров вы будете иметь это в виду. Если возникнут трудности, то для их преодоления он остановится на таких способах, которые, по его мнению, окажутся наиболее для этой цели пригодными, действуя притом с чрезвычайной осторожностью и никого не задевая. Поставив себе задачу добиться примирения, он ее выполнит без всякого сомнения с большим тактом и искусством. Вы можете быть в этом уверены””34.

________________________________________

33 В данном случае нас интересует лишь оценка Брунновым позиции Франции.

34 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 18 – 19.

________________________________________

Из сообщения Бруннова следовало, что французская дипломатия на конгрессе будет всеми средствами добиваться скорейшего прекращения войны, что отвечало интересам России, но в то же время шло вразрез с целями Англии, желавшей предельного ослабления поверженного противника. Одновременно миротворец Наполеон не хотел ставить под сомнение устойчивость франко-британского союза. Император французов надеялся на соответствующее понимание со стороны России, которая может рассчитывать на его содействие ее достойному выходу из войны.

На исходе 21 февраля в Париж в сопровождении внушительной свиты прибыл первый российский уполномоченный, генерал-адъютант граф Орлов35. Уже на следующий день он был приглашен к графу Валевскому, который сообщил ему о назначенной на 23 февраля аудиенции у императора Наполеона, пожелавшего по ее окончании побеседовать с Орловым с глазу на глаз. Об этой первой встрече с Наполеоном он подробно сообщил графу Нессельроде в депеше от 2 марта36.

Орлов четко изложил Наполеону три основные позиции России: устье Дуная должно остаться свободным и открытым для торговли всех государств, для чего Россия и Турция договорятся о разрушении имеющихся в этом районе своих укреплений; Черное море будет объявлено нейтральным; пограничная линия между Молдавией и Бессарабией будет установлена лишь после детального обсуждения и с общего согласия.

Из беседы с Наполеоном Орлов сделал вывод: главное, что интересует императора французов на исходе Восточной войны, это – отмена унизительных для Франции условий Венского мира 1815 г., признание их утратившими силу. Кроме того, он убедился, что у Наполеона существуют планы относительно Италии, а это грозило конфликтом с Австрией, традиционно считавшей данный район сферой своего влияния. Наконец, упоминание о “бедной Польше” свидетельствовало о сохранявшемся интересе Франции к крайне болезненному для России польскому вопросу, что было чревато неизбежными осложнениями в русско-французских отношениях. Но самым важным в тот момент для русской дипломатии являлось недвусмысленно высказанное Наполеоном намерение помочь императору Александру с достоинством выйти из затруднительного положения, в котором Россия оказалась в результате злополучной Крымской войны.

Благожелательная по отношению к России позиция Наполеона III обнаружилась с первого же дня работы конгресса, открывшегося 25 февраля под председательством графа Валевского, умело проводившего примирительную линию, предписываемую его положением арбитра, а также указаниями императора. Сам Наполеон, пренебрегая плохо скрываемым недовольством союзников, демонстрировал расположение к Орлову, часто приглашая его в Тюильри для конфиденциальных бесед, о содержании которых остальные участники конгресса могли только догадываться.

“До сегодняшнего дня все поведение и речи императора Наполеона подтверждали его стремление к завершению мирных переговоров, – писал Орлов 11 марта Нессельроде. – Если бы он этого не хотел, он не старался бы умерить требования Англии… Наш отказ ответить согласием на несправедливые претензии британского правительства положил бы конец переговорам, причем ответственность за их разрыв не упала бы на императора Наполеона. Одним словом, если бы он хотел не мира, а войны, то ему достаточно было бы хранить молчание. Он не захотел этого.

________________________________________

35 Приезд в Париж графа Орлова произвел там сенсацию. Газеты откликнулись на это серией публикаций о его жизни, об участии в войне против Наполеона, о пребывании в Париже весной 1814 г. в составе русской армии, о дружбе с покойным императором Николаем. Журналисты не преминули напомнить читателям, что граф Орлов более 10 лет возглавляет тайную полицию Российской империи и является одним из самых доверенных лиц молодого царя Александра. Литографические портреты и цветные лубочные изображения генерала Орлова выставлялись в витринах книжных лавок и газетных киосков. Одним словом, он стал парижской знаменитостью. Ни один из участников мирного конгресса не удостоился такого внимания прессы, как генерал Орлов.

36 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 27 – 30.

________________________________________

Он активно, умело, настойчиво вмешивался, стремясь умерить как исключительные притязания Англии, так и корыстные расчеты Австрии. Свое посредничество он употребил не только для того, чтобы по мере сил содействовать восстановлению мира, но и для того, чтобы дать справедливое удовлетворение нашим справедливым интересам.

Граф Валевский эту мысль его понял и осуществил ее с большим тактом и умением. На конференции я неоднократно замечал его стремление не вызывать неудовольствия английских уполномоченных, что объяснялось ясно выраженным желанием Франции не порывать резко своих связей с Англией. Вне конференции, в наших доверительных беседах, он всегда выказывал настроение неизменно миролюбивое, я бы сказал, даже дружественное. К нам он всегда относился не как враг, а как пособник. Он сам употребил этот термин и соответственно держал себя в течение всех переговоров”37.

Когда лорд Кларендон попытался, было, поднять на конгрессе вопрос о независимости северокавказских племен от России38, Валевский, действуя по прямому указанию Наполеона, воспротивился обсуждению этой темы, сославшись на то, что она выходит за рамки утвержденной повестки дня. Не получили поддержки со стороны Франции и требования австрийского уполномоченного графа Буоля, чтобы Россия согласилась на уступку Турции всей Бессарабии39. Буоль имел все основания выражать недовольство линией, проводимой в этом вопросе Валевским, справедливо усматривая в ней признаки наметившегося франко-русского сближения40.

Активное содействие графа Валевского помогло преодолеть острые разногласия по вопросу демилитаризации Аландских островов и при выработке декларации Парижского конгресса по морскому международному праву, подтвердившей, как на том настаивали Орлов и Бруннов, основные принципы, сформулированные еще в 1780 г. Екатериной II41. Валевскому удалось убедить лорда Кларендона в обоснованности требований, отстаиваемых Орловым42.

В Петербурге, где по традиции, унаследованной от предыдущего царствования, живым воплощением которого продолжал оставаться канцлер Нессельроде, не склонны были излишне доверять благорасположению Франции. Однако подчеркнуто лояльное по отношению к России поведение императора Наполеона и его представителя на мирном конгрессе побудили даже графа Нессельроде скорректировать устоявшийся взгляд на Францию. “Мы должны вывести заключение, – писал он 15 марта Орлову, – что одной из причин, побудивших его (Наполеона. – П. Ч.) твердо взять в свои руки дело восстановления мира, была надежда на установление более близких отношений с Россией. Итак, думается нам, что, чем больше мы будем поддерживать в нем веру в успех этого, тем сильнее будет его желание предотвратить неудачу переговоров из-за тех непредвиденных затруднений, которые, быть может, поднимет Англия”.

Более того, Орлову было разрешено дать понять Наполеону III, что Россия не будет препятствовать его сокровенному желанию добиться признания утратившими силу положений Венского трактата 1814 г., касающихся династии Бонапартов, лишенных всех прав на верховную власть во Франции. “Вам представляется самому решить, – писал

________________________________________

37 Там же, с. 37 – 38.

38 Как известно, британская дипломатия в ходе войны предпринимала настойчивые попытки наладить взаимодействие отрядов Шамиля на Северном Кавказе с турецкой армией.

39 В связи с острыми противоречиями по вопросу о Дунайских княжествах, вскрывшимися на конгрессе, было решено образовать специальную комиссию для определения общих принципов будущего устройства этих княжеств. В 1858 г. в Париже будет созвана конференция, посвященная этому вопросу.

40 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 38 – 39.

41 Основные принципы международного морского права были сформулированы Екатериной II в декларации от 9 марта (27 февраля) 1780 г. Текст декларации см. О вооруженном морском нейтралитете. СПб., 1859, с. 64 – 66.

42 Об этом см. Мартенс Ф. Указ. соч., т. XV, с. 288 – 291.

________________________________________

по этому поводу Нессельроде, – насколько может способствовать успеху переговоров намек с Вашей стороны, что мы благожелательно относимся к этому вопросу”43.

Как раз в это время представился удобный случай засвидетельствовать императору французов благодарность за благожелательную позицию Франции на мирном конгрессе. Сделано это было весьма нетривиальным способом. 16 марта 1856 г. у императора Наполеона и императрицы Евгении родился долгожданный наследник. Французские войска в Крыму отметили это событие праздничным салютом. Русская армия, расположенная фронтом перед боевыми порядками французов, последовала их примеру, отсалютовав в честь рождения императорского принца, а вечером на прилегающих горах устроила иллюминацию, которой вместе с русскими могли любоваться и их противники.

Эта акция, осуществленная еще до подписания мирного договора, произвела самое благоприятное впечатление во Франции. Император поспешил выразить графу Орлову искреннюю признательность и объявил, что немедленно направляет в Петербург своего генерал-адъютанта графа Э. Нея, внука прославленного маршала, расстрелянного Бурбонами в 1815 г., с выражением благодарности за “это спонтанное выражение симпатии, так тронувшее его (императора. – П. Ч.) сердце”44.

Расположенность Наполеона и Валевского к России, конечно же, была далека от альтруизма. Активно содействуя мирному урегулированию, французская сторона вместе с тем твердо отстаивала свои интересы, ради которых в 1854 г. и вовлекла себя в конфликт между Турцией и Россией. Это обнаружилось при обсуждении проблемы нейтрализации Черного моря, в частности, в вопросе о ликвидации крепостных и других военных сооружений на побережье. Французские уполномоченные настаивали на возвращении Турции взятого русской армией Карса, а также отклонили давние претензии России на единоличную защиту прав православных подданных султана, выступив за совместные гарантии великими державами прав всех христиан Оттоманской Порты45. По этим вопросам Валевский на конгрессе выступал солидарно с Кларендоном.

Умелое посредничество Валевского, которого в наиболее трудных ситуациях эффективно поддерживал Наполеон, позволило сторонам в скором времени прийти к согласию и 30 марта подписать Парижский мирный договор46. По всеобщему признанию он оказался менее жестким и унизительным для проигравшей войну России, чем этого можно было ожидать. В сущности, в нем были зафиксированы только те положения, с которыми Россия предварительно согласилась при созыве конгресса.

Наибольшее удовлетворение итогами войны, зафиксированными в Парижском мирном договоре, испытывал Наполеон III. “Весна 1856 г. была временем подлинного цветения для императора и для Франции, – отмечается в современной “Истории французской дипломатии”. – За ее пределами французская армия, вынесшая на себе основную тяжесть коллективных операций, проявив способность действовать на протяжении нескольких месяцев в условиях крайней удаленности, доказала, что она – лучшая на тот момент армия в мире. Париж заменил Вену и даже Лондон в качестве стержня европейского концерта… Хотя победа и (мирный. – П. Ч.) конгресс не принесли Франции прямых существенных выгод, они придали ей очевидный ореол. Если Наполеон имел целью разорвать то, что все еще называли Северным альянсом, то он полностью реали-

________________________________________

43 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 43.

44 Из телеграфной депеши Орлова от 29 марта 1856 г., адресованной Нессельроде. – АВПРИ, ф. Канцелярия, он. 469, 1856 г., д. 148, л. 70 – 70об.

45 Charles-Roux F. Op. cit., p. 90 – 96. За несколько дней до открытия конгресса султан Абдул-Меджид под давлением Англии и Франции издал манифест (хатти-шериф), провозгласивший свободу всех христианских вероисповеданий на территории Оттоманской Порты. Это позволило Кларендону и Валевскому настоять на включении упоминания об этом манифесте в специальную статью Парижского мирного договора.

46 Текст договора см. Мартенс Ф. Указ соч., т. XV, с. 307 – 328.

________________________________________

зовал свой замысел. Отныне Австрия и Россия никогда уже не смогут выступить вместе, особенно против Франции”47.

Действительно, не получив никаких территориальных и материальных преимуществ, Наполеон III добился большего – как для Франции, так и для династии Бонапартов. Был взят моральный реванш за унижение 1814 – 1815 гг. На смену господствовавшему прежде на континенте Священному союзу пришел “европейский концерт”, в котором Франция получила ведущую роль, а император французов превратился в подлинного арбитра Европы48.

Чувствуя недовольство своих союзников обозначившимися на конгрессе признаками его интереса к России и не желая компрометировать франко-британский союз, Наполеон III вынужден был пойти навстречу настойчивым пожеланиям сент-джеймского и венского дворов о дополнительных гарантиях территориальной неприкосновенности Турции. 15 апреля 1856 г., спустя две недели после закрытия мирного конгресса, граф Валевский, лорд Кларендон и граф Буоль подписали трехстороннюю конвенцию о гарантиях Оттоманской империи.

Когда Валевский сообщил об этом Орлову, начавшему сборы к возвращению в Петербург, тот выразил французскому министру свое крайнее удивление этим актом, антироссийская направленность которого, как не преминул он заметить, не вызывает у него сомнения. В депеше на имя государственного канцлера Орлов следующим образом прокомментировал поведение Франции в этом деле: “Австрия и Англия, вероятно, выдвинули эту комбинацию нарочно с целью скомпрометировать перед нами Францию и тем самым испортить наши отношения, проявление сердечности которых уже начинало беспокоить венский и лондонский дворы”49.

Александр II согласился с такой трактовкой, но одновременно укрепился в мысли, что Наполеону не следует вполне доверять. На депеше Орлова государь сделал помету: “Это поведение Франции по отношению к нам не очень лояльно и должно служить нам мерилом степени доверия, которое может нам внушать Н. (Наполеон. – П. Ч.)”50.

По всей видимости, и сам Наполеон испытывал некоторую неловкость от собственных действий. Он пригласил к себе Орлова и выразил ему глубокое сожаление по поводу подписанной конвенции. Это решение, объяснял он, было вынужденным, так как прямо вытекало из заключенного еще на Венской конференции соглашения союзников о гарантиях Турции. К тому же, сказал он, на него оказывалось сильнейшее давление со стороны Англии и Австрии.

Орлов с присущей ему откровенностью, которая как будто бы всегда импонировала Наполеону, ответил, что он, конечно же, отлично понимает мотивы действий Англии и Австрии, но не может понять, почему Франция поддалась их давлению в принятии решения, имеющего очевидную антироссийскую направленность. В свете наметившихся дружественных отношений между Россией и Францией, добавил Орлов, тем более странно, что от него пытались скрывать сам факт переговоров по этому вопросу.

Отвечая на его откровенный упрек, император попытался переложить ответственность на своего министра иностранных дел. “Когда я узнал через Валевского, что договор вам еще не сообщен, – заявил Наполеон, – то я выразил ему свое недовольство этим, так как это похоже на хитрость, на которую я не способен. Я прошу вас уверить в этом вашего августейшего государя. Я, впрочем, приказал, чтобы вам сообщили все документы, о коих идет речь”51.

Действительно, через несколько дней Валевский предъявил Орлову копии Венского меморандума (14 ноября 1855 г.) и апрельской конвенции 1856 г., после чего Орлов не

________________________________________

47 Histoire de la diplomatic francaise. Presentation de Dominique de Villepin. T. 2. De 1815 a nos jours. Paris, 2007, p. 104 – 105.

48 Sedouy J. -A. de. Le concert europeen. Aux origines de l’Europe 1814 – 1914. Paris, 2009, p. 321.

49 Красный архив, 1936, N2 (75), с. 52.

51 Там же, с. 56

________________________________________

удержался и заявил, что всегда считал графа Валевского честным человеком и поэтому не понимает, зачем нужно было так себя вести по отношению к России52.

Вплоть до отъезда Орлова из Парижа Наполеон III использовал каждую возможность, чтобы сгладить неприятное впечатление от участия Франции в конвенции 15 апреля, и даже прибегнул к помощи императрицы Евгении. По окончании одного из официальных обедов в Тюильри, где присутствовал Орлов, императрица отвела его в сторону и сказала, что император, ее супруг, чрезвычайно огорчен тем, что может быть заподозрен в неискренности в связи с подписанием апрельской конвенции. Присоединившийся к императрице и Орлову граф Валевский поспешил доверительно сообщить ему, что на секретных переговорах Кларендон и Буоль настаивали на четком определении всех casus belli в защите Турции. Однако Наполеон уполномочил его, Валевского, решительно отклонить эти требования, согласившись лишь на общее обязательство трех держав, предоставив каждой самостоятельно и на свой риск определять, имеется ли casus belli или нет53. Вежливо выслушав императрицу и Валевского, Орлов оставил их заверения и признания без комментариев.

12 мая император Наполеон дал ему прощальную аудиенцию. Выслушав слова благодарности Орлова за то постоянное дружеское содействие, которое он ощущал со стороны императора и его министра – председателя конгресса – в отстаивании законных интересов России, Наполеон выразил надежду на успешное развитие взаимопонимания и сотрудничества Франции и России, обозначившихся в ходе работы мирного конгресса. Он добавил, что надеется на полное согласие с императором Александром. “Таково чувство моего сердца”, – сказал Наполеон в завершении аудиенции.

Передавая в депеше содержание этой прощальной встречи, Орлов отметил, что Наполеон кажется ему вполне искренним в желании развивать отношения с Россией. “Все это было бы очень хорошо, если бы было искренне”, – написал на полях депеши Александр II, продолжавший, видимо, испытывать некоторые сомнения на сей счет54.

Его сомнения подогревала одна, крайне болезненная для русского самодержца тема – Польша. Настораживала та настойчивость, пусть даже вежливая и осторожная, с которой Наполеон III время от времени поднимал польскую проблему. С нее, кстати, он начал свое личное знакомство с графом Орловым, о чем уже говорилось. Когда мирный конгресс подходил к концу, Наполеон, в очередной раз принимая у себя Орлова, в беседе за чашкой кофе высказал ему пожелание обсудить на одном из последних заседаний вопрос о Польше, оговорив, что речь может идти исключительно о гуманитарном (о “милосердии и великодушии”), а не о политическом аспекте этой проблемы. Орлов недвусмысленно дал понять императору, что подобное обсуждение совершено неприемлемо для достоинства его государя55. В результате польский вопрос не был даже упомянут в документах конгресса. “Я вполне доволен тем, – писал Орлов, – что мне не пришлось слышать имя Польши произнесенным на заседаниях в присутствии представителей великих держав Европы”56. Наполеон вновь вернулся к польской теме на прощальной аудиенции, данной Орлову, но на этот раз император был предельно корректен. “Он говорил со мной о Польше, – сообщал Орлов, – но в смысле, совершенно согласном с намерениями нашего августейшего государя”57.

Орлов покинул Париж и отправился в Петербург, где его встретили как героя, спасшего Россию от унижения. Он был осыпан монаршими милостями, возведен в княжеское достоинство и назначен председателем Государственного Совета. Второй российский уполномоченный, барон Бруннов некоторое время продолжал оставаться в Париже в роли чрезвычайного посланника. Он дожидался там назначения нового посла.

________________________________________

54 Там же, с. 294.

55 Депеша Орлова от 19 апреля 1856 г. – АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 469, 1856 г., д. 148, л. 257 – 259.

56 Цит. по: Татищев С. С. Указ соч., с. 162.

57 АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 469, 1856 г., д. 148, л. 475.

________________________________________

ОТСТАВКА ГРАФА НЕССЕЛЬРОДЕ. КНЯЗЬ ГОРЧАКОВ

Ко времени возвращения Орлова в Петербург в руководстве российской дипломатии произошли важные перемены, отразившие смену внешнеполитических приоритетов нового царствования.

27(15) апреля 1856 г. 76-летний Нессельроде получил отставку с поста министра иностранных дел, сохранив за собой звание государственного канцлера. В тот же день последовал высочайший указ о назначении новым министром князя А. М. Горчакова, занимавшего должность российского посла в Вене.

Парижский конгресс стал последней страницей в продолжительной карьере графа Нессельроде, одного из творцов Венской системы и Священного союза, “приказавших долго жить” в результате Крымской войны. Уходя из российской и европейской политики, он оставил нечто вроде завещания, в котором кратко изложил свои мысли и взгляды на новое международное положение России. Этот документ – “Записка” – был составлен Нессельроде накануне открытия Парижского конгресса, датирован 11 февраля (с.с.) 1856 г., а впервые опубликован лишь в 1872 г.58

В краткой четырехстраничной “Записке” без труда можно заметить влияние идей, внушенных канцлеру императором Александром, находившимся с ним в постоянном общении. Нессельроде всегда был послушным исполнителем монарших устремлений -и при Александре I, и при Николае I, и при Александре П. Последний намеревался, и канцлер это почувствовал раньше других, повернуть руль государственного корабля в направлении глубоких реформ. Парижский конгресс еще не открылся, а Нессельроде уже написал: “России предстоит усвоить себе систему внешней политики иную против той, которою она доселе руководствовалась. Крайние обстоятельства ставят ей это в закон.

Под “крайними обстоятельствами” он имел в виду последнее военное поражение России. “Война, – писал он, – вызвала для России неотлагаемую необходимость заняться своими внутренними делами и развитием своих нравственных и материальных сил. Эта внутренняя работа является первою нуждою страны, и всякая внешняя деятельность, которая могла бы тому препятствовать, должна быть тщательно устранена”60. И в этом тезисе также чувствуется направление мыслей императора Александра, впоследствии столь успешно воплощавшихся преемником Нессельроде на посту министра иностранных дел Российской империи.

Разумеется, верный последователь Меттерниха понимал, что произошел окончательный крах той самой системы, которую они совместно создавали в течение нескольких десятилетий. Но, надо отдать ему должное: Нессельроде сумел признать неизбежность разрыва “с политической системой, которой держались сорок лет”, хотя и сделал это с определенными оговорками61. Они сводились к двум его утверждениям: “В разумных интересах России политика наша не должна переставать быть монархической и антипольской”62. Очевидно, что в сознании одного из творцов политики Священного союза разрыв с прошлым не был окончательным. “Было бы крайне неосторожно подрывать наши добрые отношения с Пруссией или растравлять те, какие мы имеем с Австрией и за сохранение которых, ради необходимости, мы поплатились ценою стольких жертв, – утверждал Нессельроде”63.

Эту мысль он доказывал сохраняющейся общностью интересов бывших участников Священного союза в отношении Польши. “С раздела Польши между Россией, Австрией

________________________________________

58 Записка канцлера графа К. В. Нессельрода о политических соотношениях России. – Русский архив, 1872, N2.

59 Там же, с. 341.

61 Там же, с. 344

63 Там же, с. 343.

________________________________________

и Пруссией, – писал канцлер, – установилось взаимоохранение интересов, соблюдение коего, из этих трех держав, наинеобходимее именно для нас. Польское восстание (1831 г. – П. Ч.) послужило тому достаточным доказательством. Да и в последнее время коалиция, вызванная под предлогом восточной войны, не угрожала ли сплотиться еще сильнее приобщением к нему и вопроса Польского?”64.

Наибольшее беспокойство у Нессельроде вызывала тенденция к сближению с Францией, обозначившаяся после смерти императора Николая Павловича. “Войти с нею (Францией. – П. Ч.) немедленно в положительный и тесный союз, значило бы изменить преждевременно нашей новой системе, – утверждал автор “Записки”. – Уверенный в нашей поддержке, Наполеон III видел бы в ней поощрение пуститься в новые предприятия, в которых могло бы оказаться для нас невыгодным ему сопутствовать в той мере, в какой бы он того желал”65.

Помимо внешнеполитических угроз, вытекающих для России от союза с Францией, Нессельроде указал и на “идеологическую” несовместимость существующих в двух странах режимов. “Не представляется ли неосторожным и несвоевременным, – предостерегал старый канцлер, – основывать политическую систему на тесном союзе со страной, которая с 1815 года, и помимо всех Европейских гарантий, была поприщем трех революций, одна другой неистовее и демократичнее, среди которых обрушились в 24 часа две династии, тверже, по-видимому, установленные, чем Наполеоновская”66.

Трудно с уверенностью сказать, в полной ли мере взгляды Нессельроде на Вторую империю отражали в то время мнение Александра II, но, похоже, император, склонен был разделять недоверие старого канцлера к Наполеону III. Оно стало сглаживаться с приходом к руководству министерством иностранных дел князя А. М. Горчакова, свободного от многих предрассудков своего предшественника.

А. М. Горчаков67 принадлежал к древнему аристократическому роду. Он родился 4 (15) июня 1798 г. в городке Гапсаль (Хаапсалу) Эстляндской губернии, в семье генерал-майора князя М. А. Горчакова.

Летом 1811 г. Александр успешно выдержал вступительные испытания и был принят в только что учрежденный Царскосельский лицей, призванный готовить из отпрысков знатных фамилий будущую правящую элиту России. Юный Горчаков оказался в составе первого набора лицеистов вместе с Александром Пушкиным, с которым он подружится. Впоследствии Пушкин посвятил ему несколько стихотворений68.

По окончании лицея в 1817 г. 19-летний Горчаков был выпущен оттуда с похвальным листом и в чине титулярного советника поступил на службу в канцелярию министерства иностранных дел, где вскоре стал ближайшим помощником второго статс-секретаря графа И. Каподистрии. По всей видимости, именно близость к Каподистрии стала первопричиной устойчивой неприязни к Горчакову со стороны другого статс-секретаря по иностранным делам – графа Нессельроде, соперника и недоброжелателя Каподистрии. Несколько лет они управляли министерством иностранных дел вдвоем: Каподистрия ведал восточными делами, включая Балканы, а Нессельроде, как первый статс-сек-

________________________________________

64 Там же, с. 343 – 344.

65 Там же, с. 342.

66 Там же, с. 344.

67 Жизни и деятельности А. М. Горчакова посвящена обширная литература. Из работ обобщающего характера см.: Модзалевский Б. Л. К биографии канцлера князя А. М. Горчакова. М., 1907; Бушуев С. К. А. М. Горчаков. М., 1961; Семанов С. Н. А. М. Горчаков – русский дипломат XIX в. М., 1962; Канцлер А. М. Горчаков: 200 лет со дня рождения. Под ред. Е. М. Примакова. М., 1998; Кессельбреннер Г. Л. Светлейший князь. М., 1998; Андреев А. Р. Последний канцлер Российской империи. Александр Михайлович Горчаков. Документальное жизнеописание. М., 1999; Горчаков Александр Михайлович. – Очерки истории Министерства иностранных дел России. Т. 3. Биографии министров иностранных дел 1802 – 2002 гг. М., 2002; Чичерин Г. В. Исторический очерк дипломатической деятельности А. М. Горчакова. Сост. и комм. В. Л. Телицына. М., 2009.

68 См. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10 т., 3-е изд. М., 1962 – 1966; т. 1, с. 56, 259, 378 – 379, и др.

________________________________________

ретарь, отвечал за европейское направление. В мае 1822 г. Каподистрия был отправлен в отставку, и Нессельроде стал единоличным руководителем министерства.

Безукоризненная секретарская работа Горчакова на конгрессе Священного союза в Лайбахе (май 1821 г.) была отмечена орденом св. Владимира 4-й степени, а в декабре 1822 г. коллежский асессор князь Горчаков был определен на должность секретаря посольства в Лондоне, где прослужил до 1827 г. под начальством графа Х. А. Ливена. Горчаков был весьма невысокого мнения о безынициативном после, называя его “тупицей” и даже “трупом”. Столь нелестные отзывы дошли до ушей Ливена, и Горчакова перевели в Рим, в менее престижное посольство.

В начале 1825 г., находясь в отпуске, Горчаков встретился с Пушкиным, отбывавшим ссылку в Михайловском. По просьбе заболевшего Горчакова, гостившего у своего дяди, предводителя дворянства Псковской губернии, Пушкин навестил его в имении Лямоновское и провел с лицейским другом целый день, читая ему отрывки из “Бориса Годунова”. Позднее в стихотворении “19 октября” поэт напишет:

Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,

Хвала тебе – фортуны блеск холодный

Не изменил души твоей свободной:

Все тот же ты для чести и друзей.

Нам разный путь судьбой назначен строгой;

Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:

Но невзначай проселочной дорогой

Мы встретились и братски обнялись69.

В 1828 г. Горчаков получил назначение советником посольства в Берлин, а в декабре того же года его направили поверенным в делах во Флоренцию. Здесь ему доведется прослужить без малого пять лет.

Новый этап в карьере Горчакова начался с назначением его в ноябре 1833 г. советником посольства в Вену. Находясь в австрийской столице, он воочию убедился в двуличности меттерниховской дипломатии. По-видимому, не без влияния информации, получаемой от Горчакова, которого поддерживал посол Д. П. Татищев, у Николая I возникли серьезные сомнения в искренности заверений Меттерниха в вечной дружбе с Россией. Зато у вице-канцлера Нессельроде, друга и последователя Меттерниха, настойчивые сигналы Горчакова из Вены вызывали лишь растущее раздражение, но он вынужден был считаться с настроением императора.

Летом 1838 г. в жизни 40-летнего Горчакова, имевшего репутацию убежденного холостяка, хотя и ценителя женской красоты, произошло важное событие. Он впервые по-настоящему, глубоко и страстно влюбился70. Предметом его страсти стала графиня М. А. Мусина-Пушкина (урожденная княжна Урусова), молодая вдова гофмейстера двора Е. И. В. И. А. Мусина-Пушкина. Горчаков сделал ей предложение, она его приняла.

Женитьба оказалась удачной и для карьеры дипломата. Его тесть, князь А. И. Урусов, глава Московской дворцовой конторы, стал влиятельным защитником и ходатаем за зятя от происков Нессельроде, создавшего для Горчакова совершенно невыносимые условия работы в посольстве, окружив соглядатаями и преследуя постоянными придирками.

________________________________________

69 Там же, т. 2, с. 275.

70 Вторая, еще более страстная любовь настигнет князя Горчакова в возрасте 65 лет, когда он без памяти влюбится в свою 24-летнюю внучатую племянницу Н. С. Акинфову, имевшую мужа и двоих детей. Министр поселит ее у себя в доме на правах хозяйки, а ее мужу за безропотное поведение исхлопочет придворное звание камер-юнкера. Роман Горчакова с Акинфовой продлится четыре года, пока канцлер не узнает о ее измене с Его Высочеством князем Н. М. Романовским, герцогом Лейхтенбергским, членом Императорской фамилии. Любопытно, что жестоко обманутый Горчаков нашел в себе силы смириться с ударом судьбы. Он даже великодушно содействовал своей неверной любовнице в осуществлении ее замыслов замужества с герцогом Лейхтенбергским. – Экштут С. А. Надин, или Роман великосветской дамы глазами тайной политической полиции. По неизданным материалам Секретного архива III Отделения. М., 2001.

________________________________________

Когда выведенный из равновесия Горчаков летом 1838 г. демонстративно подал прошение об отставке, надеясь привлечь внимание государя к условиям, созданным для советника посольства стараниями Нессельроде, многоопытный в интригах канцлер сумел добиться у императора удовлетворения этого прошения.

Отъезд Горчакова из Вены Меттерних, освободившийся, наконец, от бдительного контроля со стороны русского дипломата, воспринял с огромным облегчением.

Более года Горчаков находился не у дел, пока хлопотами тестя и других влиятельных заступников не был возвращен в министерство иностранных дел. В декабре 1841 г. он получил назначение посланником в королевство Вюртемберг. Его первым важным делом в Штутгарте стало устройство брака великой княжны Ольги Николаевны, дочери Николая I, с наследным принцем Вюртембергским Карлом-Фридрихом-Александром. Горчаков успешно справился с ответственным поручением, заслужив благодарность государя. На своем посту в Вюртемберге он прослужил 12 лет, получив многочисленные награды, в том числе орден св. Анны 1-й степени.

В 1852 г. Горчаков на несколько месяцев был откомандирован во Францию, где в это время происходил процесс перерождения Второй республики – малокровного детища февральской революции 1848 г. – во Вторую империю. При содействии Н. Д. Киселева, русского посланника при принце-президенте Луи Наполеоне, Горчаков изучал в Париже политическую обстановку и устанавливал полезные связи.

Когда в 1853 г. разгорелся Восточный кризис, Горчаков, вернувшийся в Германию, посчитал целесообразным для России более сдержанное поведение в отношениях с Турцией, чтобы не провоцировать Англию и Францию на выступление в защиту последней, но в силу занимаемого им тогда скромного положения не смог оказать сдерживающего влияния на Николая I.

В разгар Восточного кризиса в Баден-Бадене умерла жена Горчакова. Ее смерть так глубоко потрясла князя, что он впал в отчаяние. Горчаков искал и находил утешение лишь в молитвах, отстранившись от дел и сторонясь общества.

Из затянувшегося на несколько месяцев затворничества его вывело сообщение о начале русско-турецкой войны. Находясь в Германии, Горчаков прилагал энергичные усилия, чтобы предотвратить переход Пруссии в антирусскую коалицию. В это время со всей очевидностью вскрылась предательская по отношению к России политика Австрии, о чем он предупреждал еще в 1830-е годы.

Габсбургская империя, спасенная в 1849 г. Николаем I от распада, подумывала об аннексии Молдавии и Валахии, куда были введены русские войска. Хотя Меттерниха, “унесенного ветром” революции 1848 г., давно уже не было у руля австрийской внешней политики, его преемник граф Буоль подталкивал молодого императора Франца-Иосифа к выступлению против России. В связи с этим принципиально важное значение приобретал пост главы российской дипломатической миссии в Вене. Ее прежний руководитель барон П. К. Мейендорф, связанный близким родством с графом Буолем, был отозван “в отпуск”, и ему требовалась подходящая замена. Николай I, вспомнив о давних предостережениях Горчакова, настоял на его назначении в Вену, вопреки возражениям Нессельроде.

По прибытии к новому месту службы Горчаков развернул энергичную работу с целью предотвратить вступление Австрии в войну. Ему удалось нейтрализовать воинственные устремления Буоля и убедить Франца-Иосифа воздержаться от участия в войне. Действия Горчакова получили высокую оценку императора Николая I.

Подбирая новую команду соратников и исполнителей своих реформаторских замыслов, Александр II видел будущим министром иностранных дел именно князя Горчакова. И как только в Париже был подписан мирный договор, император предложил ему занять этот ответственный пост.

Горчаков, не колеблясь ни минуты, принял высочайшее предложение, предварительно ознакомив императора со своим видением внешнеполитических задач, вставших перед Россией после окончания войны. Александр II нашел, что взгляды Горчакова в полной мере отвечают его собственным представлениям о том, какова должна быть новая внешняя политика России. В именном рескрипте о назначении Горчакова говорилось: “Дипломатические способности, познания по сей части, приобретенные

________________________________________

Вами многолетним пребыванием при разных дворах Европы в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра Нашего, в особенности же действия Ваши в продолжении Венских конференций 1855 года, решили Наш выбор назначением Вас министром иностранных дел. Вы вступили в управление оным в то важное время, когда исполнение условий только что заключенного Парижского мира требовало неусыпной бдительности и предусмотрительности. Возникшие вскоре в сем отношении недоразумения могли снова омрачить едва прояснившийся политический горизонт Европы; но Вы, руководимые опытностью и постигая чистосердечные желания Наши упрочить общее спокойствие, умели благоразумно отвратить последствия тех недоразумений и утвердить дружественные отношения России со всеми державами”71.

Контуры внешнеполитической программы Горчакова будут обозначены им в циркулярах от 24 (12 августа) и 2 сентября (21 августа с.с.) 1856 г., адресованных русским дипломатическим представителям за рубежом72. Шумный отзвук в Европе получила ключевая фраза из этого циркуляра: “Россия не сердится, она сосредоточивается”.

Из программы Горчакова вытекало, что после окончания войны Россия намерена воздерживаться от активного вмешательства в европейские дела. В то же время она считает себя свободной в выборе своих будущих друзей и не станет более жертвовать своими интересами ради принципов Священного союза. Здесь содержался недвусмысленный намек на неблагодарность и предательство Австрии. Заявляя о мирных намерениях России, Горчаков не исключал в недалеком будущем ее возвращение к активной европейской политике. Не раскрывая своих, как бы сейчас сказали, стратегических замыслов, князь Горчаков изначально исходил из главной задачи – добиваться отмены ограничений, наложенных на Россию Парижским мирным договором.

Заявленный в программе Горчакова принцип свободного выбора союзников вызвал повышенный интерес в Париже, где со времени проведения конгресса укреплялись в мысли о необходимости сближения с Россией.

А что же думал сам Горчаков об отношениях с Францией? Ведь он хорошо знал об устойчивой привязанности императора Александра к особым отношениям с Пруссией.

В этом вопросе весьма ценным представляется свидетельство временного поверенного в делах Франции в России Ш. Бодэна73, направленного в Петербург в конце июня 1856 г., после восстановления дипломатических отношений между двумя странами. По случайному совпадению французский дипломат оказался на том же пароходе, следовавшем из Штеттина в Петербург, что и князь Горчаков, возвращавшийся через Берлин и Дрезден из Вены после вручения императору Францу-Иосифу своих отзывных грамот. В результате Бодэн получил счастливую возможность в течение трехдневного путешествия ближе познакомиться с Горчаковым74 и его внешнеполитическими взглядами.

Если верить донесению Бодэна на имя Валевского, то Горчаков признался ему, что с самого начала был против войны и “всеми доступными ему средствами пытался ее предотвратить”; война, по его мнению, не была неизбежной, она стала результатом “недоразумения, случившегося между Наполеоном III и Николаем I в 1853 г.”; заключение Парижского мира Горчаков считал “отправной точкой новой политики для России, принятой той партией, к которой принадлежит и он, князь Горчаков, и что в этом отношении его назначение в министерство иностранных дел весьма знаменательно”. Министр заверил французского дипломата, что всегда “с симпатией относился к Франции и считает крайне желательным заключение союза между двумя странами”75.

________________________________________

71 Русский архив, 1905, кн. 7, с. 482.

72 АВПРИ, ф. Канцелярия, оп. 469, 1856 г., д. 42, л. 201 – 210.

73 33-летний Ш. Бодэн был ближайшим сотрудником графа Валевского в бытность последнего послом в Англии. Ему-то Валевский, став министром, и доверил миссию по возобновлению дипломатических отношений с Россией в ожидании приезда посла. Служебное досье Бодэна см. ААЕ, Personnel, 1-re serie, N269.

74 Впервые они встретились за несколько дней до этого в Берлине, где оба оказались проездом. Их знакомство устроил французский посол при прусском дворе маркиз де Мустье.

75 ААЕ, Correspondence politique, Russie, 1856, v. 212, fol. 22 – 23.

________________________________________

“Пока еще не очень ясно, какой будет эта новая политика, – резюмировал Бодэн в депеше Валевскому 10 июля 1856 г. – Я надеюсь разобраться в этом, но уже сейчас понятно, что Россия будет склонна к менее активному вмешательству во внешние дела”. В гораздо большей степени, отмечал Бодэн, молодого царя заботит внутреннее состояние его империи, и он намерен “сосредоточиться на административных и социальных вопросах, а также на улучшении различных ветвей государственного управления с целью поднять русское сельское хозяйство и промышленность”. Французский дипломат прозорливо предположил, что, “по всей видимости, даже приступят к изучению возможностей и средств для отмены крепостного права”76.

Судя по последующему развитию событий, информация, сообщенная Бодэном, соответствовала действительным настроениям и намерениям нового министра иностранных дел России. Горчаков был вполне искренен с французским дипломатом. Кстати, возвратившись в Петербург 10 июля, министр сразу начал подтверждать делами свое расположение к Франции.

Уже на следующий день Бодэн как временный поверенный был аккредитован при министре иностранных дел. Его статус не предполагал официальной высочайшей аудиенции, но Александр II, по совету Горчакова, пренебрег протоколом и принял Бодэна в Зимнем дворце, чем засвидетельствовал особое отношение к представителю императора французов, пусть даже этот представитель был в скромном секретарском чине.

С этого времени Бодэн, временный поверенный в делах Франции, официально приступил к исполнению своих обязанностей при петербургском дворе. Его первоочередной задачей станет подготовка к прибытию в Россию посла Франции. Но за всеми этими, по большей части техническими хлопотами он находил время и для глубокого изучения предреформенной России, пытаясь понять направление действий императора Александра и его новой правительственной команды. Депеши и памятные записки Бодэна, направлявшиеся в Париж, отличались трезвым и объективным взглядом на события, разворачивавшиеся в России в преддверии Великих реформ77.

Заверения Горчакова о расположенности к тесному сближению с Францией нашли подтверждение как в его последующей политике, о чем еще будет сказано, так и в закрытых докладах, адресованных императору. Горчаков был убежден, что в сложившейся после войны международной обстановке для России наиболее предпочтителен союз именно с Францией.

“Расположенные на двух концах Европейского континента, две страны нигде не соприкасались, их интересы нигде не сталкивались. Объединившись, они обрели бы возможность оказывать влияние на Центральную и Южную Европу. Очевидным свидетельством действенности подобного союза служил бы постоянный страх, который он внушал бы другим правительствам, полагал Горчаков и ссылался на тот факт, что в течение почти века именно опасение сближения России с Францией оказывало сдерживающее влияние на всю европейскую политику”, – отмечает современный исследователь горчаковской дипломатии О. В. Серова78.

Этот вывод подтверждается многими документами, вышедшими из-под пера самого Горчакова. Важнейшими документами такого рода могут считаться ежегодные отчеты министерства иностранных дел, составлявшиеся Горчаковым для императора. Первым из них стал отчет за 1856 г. В нем новый министр совершенно определенно утверждал, что “согласие с Францией предоставило бы нам такие гарантии, которых мы не имели в тех старых союзах, к которым наша политика была привязана до сих пор”. “Обе империи, – продолжал Горчаков, – органически и географически находятся в отношениях, которые не содержат в себе ни соперничества, ни противоборства”. Как на самом континенте, так и на морях, отмечал министр, между Россией и Францией не существует

________________________________________

76 Ibid., fol. 24 recto verso.

77 Деятельность Ш. Бодэна на его посту в Петербурге будет высоко оценена в Париже. В декабре 1857 г. он получит назначение полномочным министром в г. Кассель (Гессен).

78 Серова О. В. Русско-французские отношения в оценке князя А. М. Горчакова. – Россия и Франция XVIII-XX века, вып. 3. М., 2000, с. 134.

________________________________________

никаких разногласий, что служит надежной основой упрочения их дальнейшего сближения. “Только их согласие может восстановить нарушенное Англией равновесие на морях и гарантировать континент от всех неожиданностей, которыми чревата угроза английского доминирования”79.

Обозначая линию новой русской дипломатии в отношении Франции, князь Горчаков подчеркивал: “Постепенно сокращать дистанцию, которая в течение последних 25 лет отделяла нас от французской нации; поощрять в ней тенденции симпатии (к нам. – П. Ч.), зародившиеся в ходе войны; привлекать ее к себе повсюду, где наши интересы совпадают; предоставить ей возможность опереться на нас, для того чтобы освободиться от зависимости от Англии; наконец, заложить основы стабильного согласия, которое служило бы залогом безопасности для (всей. – П. Ч.) Европы и величия для двух (наших. – П. Ч.) стран”80.

Определенно высказываясь за сближение с Францией, Горчаков прекрасно видел возможные препятствия на этом пути. Одно из них определялось происхождением и природой власти Наполеона III, не имеющей четких принципов, устойчивость которой в решающей степени зависела от внешних успехов. “Успех – его (Наполеона III. – П. Ч.) единственная цель”, – полагал Горчаков81, и эта цель может подвигнуть императора французов на рискованные предприятия, в чем Россия не может быть ему помощницей.

Другая потенциальная опасность, по убеждению Горчакова, заключалась в сохраняющейся привязанности Наполеона III к союзу с Англией, которую желательно было бы ослабить. Наполеон, как полагал Горчаков, понимает, что “если Англия может много чего сделать во вред Франции, то Россия может многое – в ее пользу”. Отсюда – и желание императора французов уравновесить союз с Англией союзом с Россией. Но подобный “треугольник” не отвечает интересам России – ей предпочтителен двусторонний союз, без британского участия. Следует попытаться оторвать Францию от Англии, хотя это и представляется делом трудно осуществимым, учитывая степень влияния Лондона на Париж82.

Какова же, по мысли Горчакова, должна быть в этих условиях политика России в отношении Франции?

Его соображения сводились к следующему: “Отвечая на открытость императора Луи Наполеона, мы могли бы поощрять его расположение к нам и следовать по пути согласия, отвечающего нашим интересам… Но в то же время мы должны были бы обезопасить себя от (его. – П. Ч.) амбициозных увлечений, пределы которых нам неизвестны, как и от непостоянства, свойственного французской нации в определении своей судьбы. Одним словом, – резюмировал Горчаков, – мы не должны делать: ни слишком много, ни слишком мало. Первое было бы чревато подчинением наших собственных интересов попыткам, из которых мы не могли бы извлечь для себя никаких преимуществ; второе могло бы отпугнуть от нас государя, имеющего большое влияние и наделенного твердой волей, подтолкнув его к поискам поддержки у других. Итак, мы принимаем его авансы, сделанные с искренними намерениями, но не берем на себя никаких обязательств”83.

Таковы были намерения нового министра иностранных дел в отношении Франции. Их разделял и Александр И. Правда, он по примеру Наполеона, упорно державшегося за союз с Англией, желал сочетать сближение с Францией со своим неискоренимым пруссофильством.

Взаимные зондажи и контакты, осуществлявшиеся в порядке строгой конфиденциальности между российскими и французскими дипломатами на завершающей стадии Крымской войны, отражали обоюдное желание Александра II и Наполеона III не только к примирению, но и к сближению двух стран, получившему развитие в последующие годы.

________________________________________

79 АВПРИ, ф. Отчеты МИД, оп. 475, 1856 г., д. 40, л. 244 – 245.

80 Там же, л. 246.

81 Там же, л. 246 – 246об.

82 Там же, л. 247 – 247об.

83 Там же, л. 248 – 249.

Новая и новейшая история. – 2012. – № 1. – C. 200-224

Черкасов Петр Петрович – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

Парижский конгресс - происходил с 25. II по 30. III. Подписанный в результате П. к. Парижский мирный договор закончил Крымскую войну.

В 1853, после начала войны России с Турцией европейские державы заняли враждебную по отношению к России позицию. Глава английского кабинета Эбердин и Наполеон III заявили, что Англия и Франция не останутся нейтральными и возьмут под защиту Турцию. После Синопского боя (30. XI 1853) эти заявления были подкреплены появлением в Чёрном море англо-французского флота с официально объявленной целью воспрепятствовать нападению русских военно-морских сил на турецкие берега. В действительности же соединённые эскадры Англии и Франции вошли в Чёрное море с агрессивными целями. Австрия и Пруссия отказались поддержать Россию, а после объявления Англией и Францией войны России (27. III 1854) подписали в Берлине союзный договор (20. IV 1854), по существу направленный против России; вскоре Австрия подписала договор о союзе с Францией и Англией (2. XII 1854). Кольцо вокруг России замкнулось: она вела войну с Турцией, Англией и Францией (а с января 1855 и с Сардинией) при отсутствии всякой поддержки со стороны Пруссии и явно враждебном отношении Австрии.

Ещё летом 1854 союзники выработали т. н. "четыре условия" будущего мирного договора с Россией: очищение Россией Молдавии и Валахии и замена русского протектората над княжествами общим протекторатом великих держав; свобода судоходства на Дунае; передача в руки всех великих держав покровительства христианским подданным Турции; пересмотр Лондонской конвенции 1841 (см.) о проливах. Эти условия легли в основу переговоров на Венской конференции 1855 (см.). Так как Россия отвергла требования союзников, выдвинутые во время переговоров (в т. ч. о запрещении России держать на Чёрном море военный флот и о разоружении Севастополя), Венская конференция не привела к соглашению.

После падения Севастополя (8. IX 1855) поражение России определилось окончательно, и новому императору Александру II (Николай I умер 2. III 1855) пришлось согласиться на открытие мирных переговоров на основе "четырёх условий" с включением в них и пункта о нейтрализации Черного моря. Тяжесть предъявленных России условий усугублялась присоединением нового условия, выдвинутого Англией и Австрией: права предъявлять России во время будущих переговоров новые претензии. Неопределённость этого пункта ставила Россию перед возможностью столкнуться с далеко идущими требованиями её противников. Однако продолжение войны грозило столь тяжёлыми последствиями, что этой опасностью пришлось пренебречь.

Местом мирных переговоров был по предложению союзников назначен Париж. В феврале 1856 туда прибыли русские уполномоченные граф А. Ф. Орлов (см.) и барон Ф. И. Бруннов. Ещё до открытия П. к. в беседах с русскими уполномоченными французский министр иностранных дел и председатель конгресса Валевский, а также и сам Наполеон III дали понять, что император французов настроен по отношению к России примирительно и будет умерять английские и австрийские требования. Эта позиция Франции отвечала желанию Александра II и Орлова сблизиться с Наполеоном III, отбросив всякие попытки опереться на старого союзника, теперь ставшего врагом, - Австрию. Наметившееся таким образом и в дальнейшем усилившееся сближение России с Францией явилось определяющим моментом работы П. к. и выработки условий мира.

Первым реальным выражением этого сближения был отказ Наполеона III поддерживать английские требования о предоставлении независимости кавказским владениям России (в этом заключалось, как показали переговоры Орлова с Валевским, содержание нового условия, прибавленного к прежним). Точно так же Наполеон III не склонен был целиком поддерживать Австрию, требовавшую от России уступки Бессарабии Турции.

Заседания Парижского конгресса протекали сравнительно спокойно. Часть вопросов не вызвала разногласий: русские уполномоченные быстро согласились на отказ России от укрепления Аландских о-вов, так же как английские уполномоченные (лорд Кларендон и Каули) не настаивали на отказе России от Кавказа.

Без труда договорились участники П. к. об объявлении полной свободы торгового судоходства по Дунаю. В целях обеспечения этого принципа было решено создать особую комиссию из представителей России, Австрии, Франции, Англии, Пруссии, Сардинии и Турции (Европейская Дунайская комиссия).

Вопрос о передаче покровительства над христианскими подданными Турции в руки всех европейских держав был разрешён султанским рескриптом от 18. II 1856, составленным под диктовку Англии и Франции, в котором объявлялась свобода всех христианских вероисповеданий, а П. к. постановил упомянуть этот рескрипт в особой статье договора. Менее гладко прошел вопрос о Дунайских княжествах. Россия отказывалась от протектората над ними и соглашалась на образование особой комиссии из представителей договаривающихся сторон для выработки принципов будущего устройства княжеств. Русские уполномоченные настаивали при этом на слиянии Молдавии и Валахии в одно государство, что вызвало резкие возражения со стороны австрийских уполномоченных (Буоля и Гюбнера), надеявшихся при раздельном существовании княжеств на возможность присоединения части их к Австрии. Однако Австрия была вынуждена отказаться от своих планов в отношении княжеств, т. к. Орлова и Бруннова поддержал Наполеон III. Для решения вопроса о положении Дунайских княжеств в 1858 была созвана Парижская конференция (см.).

По вопросу о Сербии было принято постановление о том, что договаривающиеся стороны совместно гарантируют её полную внутреннюю автономию при сохранении над ней верховной власти султана.

Разгорелись споры из-за вопроса об исправлении границы Бессарабии. Турецкий уполномоченный Али паша (см.), подстрекаемый англичанами и решительно поддержанный австрийцами, потребовал от России значительных территориальных уступок. По предложению Валевского эти требования были уменьшены, но всё же России пришлось отказаться от части южной Бессарабии.

России было предложено возвратить туркам занятый во время войны Карс. Соглашаясь на эту уступку, русские уполномоченные потребовали за нее компенсации, но, не получив поддержки Наполеона III в этом вопросе, были вынуждены отказаться от своих требований и согласились, чтобы в договоре было указано на возвращение туркам Карса в обмен на Севастополь и другие города в Крыму.

Самым тяжелым для России условием была нейтрализация Чёрного моря, но принять это требование было решено ещё на совещаниях у Александра II в Петербурге. Поэтому этот вопрос не вызвал споров. П. к. постановил, что Чёрное море объявляется нейтральным, проход военных судов европейских держан через Босфор и Дарданеллы воспрещается. Россия не может держать в Чёрном море более 6 паровых судов по 800 т и 4 судов по 200 т (для турецкого флота устанавливались те же ограничения) и не должна, так же как и Турция, иметь на Чёрном море военно-морские арсеналы. При обсуждении последнего пункта Кларендон пытался обязать Россию разрушить морские верфи в Николаеве, но встретил твёрдое сопротивление Орлова и вынужден был уступить.

В связи с обсуждением вопроса о проливах и о нейтрализации Чёрного моря было решено допустить на Парижский конгресс представителя Пруссии на том основании, что Пруссия подписала Лондонскую конвенцию 1841 о проливах и теперь не может не участвовать в выработке нового решения по этому вопросу.

Парижский конгресс принял также несколько других постановлений: воспрещение каперства и обеспечение нейтральных торговых судов от нападения со стороны воюющих стран; рекомендация державам, между которыми возникают серьёзные разногласия, обратиться к посредничеству дружественной державы с целью избежать вооружённого столкновения; признание Турции государством, участвующим "в выгодах общего права и союза держав европейских", и пр.

Пари́жский конгре́сс - многосторонние международные переговоры с целью завершения Крымской войны, увенчавшиеся подписанием Парижского трактата; открылся 13 (25) февраля 1856 года в столице Франции. В нём участвовали полномочные представители России, Франции, Англии, Австрии, Сардинии, Оттоманской империи, а также Пруссии. Председательствовал на заседаниях французский министр иностранных дел, двоюродный брат императора Наполеона III граф А. Валевский. Россия была представлена первым уполномоченным графом А. Ф. Орловым и вторым - Ф. И. Брунновым, долго служившим русским послом в Лондоне. Англия была представлена лордом Кларендоном (George Villiers, 4th Earl of Clarendon ) и Каули (Henry Wellesley, 1st Earl Cowley ). Австрия - Буолем, Сардинское королевство - Кавуром.

Решение российского императора Александра II пойти на мирные переговоры было принято на совещании в Зимнем дворце 3 (15) января 1856 года, на котором во второй раз обсуждался ультиматум, предъявленный России австрийским императором Францом-Иосифом (против принятия австрийского ультиматума выступил только граф Д.Н. Блудов); к тому времени Наполеон III, за спиной союзной ему Англии, уже вёл тайные переговоры Санкт-Петербургом о возможности заключения мира, к которому он сам склонялся, не видя для себя интереса в продолжении войны.

Наиболее непримиримую позицию в отношении России в Париже заняли Англия и Австрия; их линия впоследствии смягчилась под влиянием Наполеона III. Англия, первоначально вообще не желавшая столь скорого мира, теперь откровенно стремилась к ослаблению России в бассейне Чёрного моря, к подрыву её позиций на Кавказе, настаивала на демилитаризации Аландских островов. При поддержке австрийцев англичане требовали даже полного срытия русских укреплений по черноморскому побережью, однако, благодаря поддержке Наполеона III, Орлов в этом вопросе победил. Австрия требовала отторжения от России всей Бессарабии и рассчитывала на присоединение к своим владениям Дунайских княжеств. Бывшие союзники, однако, никак не поддержали Дунайскую империю, и австрийцы ушли с конгресса, не получив никакой уплаты за свой ультиматум от 2 декабря 1855 года.

Турция на конгрессе была вынуждена соглашаться с союзниками даже, когда их мнение явно расходилось с её интересами. Особо (но без каких-либо серьёзных последствий) на конгрессе рассматривался вопрос о необходимости будущего политического объединения Дунайских княжеств.

В итоге 18 (30) марта 1856 года был подписан мирный договор, который до 1871 года определял политическое устройство в Европе.

Литература

1. Тарле Е.В.. Парижский мирный конгресс 1856 г. .

2. Тарле Е. В. Крымская война

Тайные переговоры Наполеона III с АлександромIIо мире . В середине октября 1855 г. Александр II впервые получил известие, что Наполеон II желал бы начать с ним «непосредственные» сношения. Другими словами, император французов, с одной стороны, давал понять, что он нисколько не стеснен союзом с Англией, а с другой, - что и он тоже (подобно Александру) не очень доволен венскими конференциями.

Уже очень скоро после отказа Швеции примкнуть к коалиции Наполеон III пришел к заключению, что воевать дальше ему незачем, да и шансов на успех имеется немного. Англичане хотели бы продолжать войну. «Нам грозит мир», - откровенно писал Пальмерстон своему брату. Английская дипломатия непрочь была, во-первых, отхватить весь Крым до Перекопа и «возвратить» его Турции, затем высадиться на Кавказе, отнять Грузию, отобрать весь юго-восточный Кавказ, создать для Шамиля «Черкессию», а самого Шамиля обратить в покровительствуемого Турцией и Англией вассала, призванного преграждать дорогу русскому продвижению в Персию. Но Наполеон III совсем не желал такого усиления Англии; напротив, в России он уже как будто начинал усматривать полезный в некоторых случаях противовес англичанам. Проливать французскую кровь на Кавказе с целью обеспечения Индии от русского нашествия казалось Наполеону III совершенно излишним. И он дал разрешение графу Морни завязать «частным порядком» сношения с Россией. К Александру Михайловичу Горчакову, русскому послу в Вене, явился в один прекрасный день глава большого банкирского дома Сипа и сообщил ему, что получил от своего парижского друга и тоже банкира - Эрлангера - письмо, в котором Эрлангер сообщает об интересном разговоре, бывшем у него с графом Морни. Граф находит, что пора бы французам и русским прекратить бесполезную бойню. Горчаков немедленно уведомил об этом царя и, даже не дожидаясь ответа, заявил банкиру Сипа, что тот может от его имени написать своему другу Эрлангеру в Париж нижеследующее. Он, Горчаков, считает, что не только мир, но и прямое сближение между Францией и Россией уже после заключения мира может быть в высшей степени полезно для этих держав. Но условия мира не должны затрагивать чувства национального достоинства России. Морни понял, что это - прямой намек на грозящее России требование об обязательном ограничении военного флота на Черном море. Он ответил Горчакову мягким отказом: нельзя требовать от Наполеона III и от Англии, после всех жертв, понесенных ими под Севастополем, чтобы они отказались от этого требования. За этим первым обоюдным зондированием последовали уже официальные, хотя и тайные, переговоры в самом Париже. Но тут русский канцлер Нессельроде совершил с самого начала бестактность, которая очень повредила делу. Он сообщил венскому двору о начавшихся сношениях России с Парижем. Зачем он это сделал, понять трудно. Повидимому, Нессельроде упрямо тешил себя иллюзией, что солидарность держав Священного союза продолжает существовать, и считал, что нехорошо сговариваться за спиной «дружественной» Австрии. Конечно, Франц-Иосиф и граф Буоль сильно всполошились, узнав о внезапной перемене настроений Наполеона III и о том, что он может договориться с Александром без участия Австрии. Такой оборот дела грозил Австрии опаснейшей изоляцией. Немедленно Буоль сообщил Наполеону III о полной готовности Австрии окончательно примкнуть к западным державам и предъявить России нечто вроде ультиматума. Наполеон III был удивлен и раздосадован странной откровенностью русской дипломатии и прервал начавшиеся было переговоры.

Все это значительно ухудшило дипломатическое положение России. Наполеону III отныне становилось еще труднее, чем прежде, препятствовать захватническим стремлениям Англии. Буоль торопился, и уже в середине декабря австрийские предложения были вручены Нессельроде.

Австрийский ультиматум России . В этих предложениях России предъявлялись следующие требования:

1) замена русского протектората над Молдавией, Валахией и Сербией протекторатом всех великих держав; 2) установление свободы плавания в устьях Дуная; 3) недопущение прохода чьих-либо эскадр через Дарданеллы и Босфор в Черное море, воспрещение России и Турции держать на Черном море военный флот и иметь на берегах этого моря арсеналы и военные укрепления; 4) отказ России от покровительства православным подданным султана; 5) уступка Россией в пользу Молдавии участка Бессарабии, прилегающего к Дунаю. Эти условия были гораздо тяжелее и унизительнее для России, чем прежние «четыре пункта», на которые ни Николай I, ни Александр II не соглашались в свое время. Австрийские «предложения» были предъявлены ультимативно, хотя и без обозначения точного срока. Но категорически было дано понять, что непринятие условий повлечет за собой объявление Австрией войны России.

Спустя несколько дней после предъявления австрийской ноты Александр II получил письмо Фридриха-Вильгельма IV. Прусский король написал по явному наущению со стороны Буоля и Франца- Иосифа. Письмо, написанное в любезных тонах, содержало прямую угрозу: король приглашал царя взвесить «последствия, которые могут произойти для истинных интересов России и самой Пруссии», в том случае, если Александр отвергнет австрийские предложения. Итак, предвиделось присоединение к Франции и Англии уже не только Австрии, но и Пруссии.

Что было делать?

Вечером 20 декабря 1855 г. в кабинете царя состоялось созванное им совещание. Присутствовало девять человек: Александр II, великий князь Константин, Нессельроде, Василий Долгоруков, П. Д. Киселев, М. С. Воронцов, Алексей Орлов, Блудов и Мейендорф.

Прения были не очень продолжительны. Все, кроме Блудова, высказывались за решительную необходимость поскорее заключить мир. Царь своего мнения ясно не высказал. Остановились на том, чтобы согласиться на предъявленные условия, кроме уступки Бессарабии. Не соглашались также принять неопределенную, но чреватую последствиями статью австрийской ноты, в которой говорилось о праве союзников предъявлять России, сверх «четырех пунктов», еще «особые условия», если этого потребует «интерес Европы». 10 января Буоль получил в Вене русский ответ, и так как пункт о Бессарабии был включен именно им, то он прибег на этот раз уже к формальному ультиматуму: он заявил, что если по истечении шести дней (после 10 января) Россия не примет всех предъявленных ей условий, то австрийский император порвет с ней дипломатические отношения. Александр II созвал 15 января вторичное совещание. На этом совещании Нессельроде прочел записку, в которой на сей раз возлагал все упования на расположение Наполеона III; на Австрию он махнул рукой, догадавшись, наконец, с большим опозданием, что она не меньший враг России, чем Англия. Собрание единогласно решило принять ультиматум в качестве предварительных условий мира.

Позиция Франции на Парижском конгрессе . Александр II отправил в Париж на мирный конгресс графа Орлова, дав ему в помощники бывшего русского посла в Лондоне барона Бруннова. Орлов с первого до последнего момента своего пребывания в Париже всю свою дипломатическую деятельность основал на сближении с императором французов и на поддержке, которую с самого начала переговоров Наполеон III стал оказывать русскому уполномоченному.

Парижский конгресс начался 25 февраля и окончился подписанием мирного трактата 30 марта 1856 г. Председательствовал граф Валевский, министр иностранных дел Франции, сын Наполеона I от графини Валевской. Уже с первых заседаний конгресса всем его участникам стало ясно, что Валевский будет поддерживать англичан только формально. А вскоре в дипломатических кругах узнали и об интимных беседах, которые вел император Наполеон III с графом Орловым тотчас после прибытия Орлова в Париж.

Этот граф принадлежал к числу наиболее одаренных дипломатическими способностями людей, какие были при дворе Николая, а потом Александра П. Орлов любил дипломатию. В свое время он без колебаний, из соображений карьеры, принял после смерти Бенкендорфа должность шефа жандармов. Но шпионскими делами лично он не занимался. Из брезгливости и по лени он все предоставил Дубельту. У него был брат Владимир, близкий к декабристам, и Орлов от него не отрекся, а поддержал его в трудную минуту. Он же велел снять надзор с Герцена и выдать ему заграничный паспорт, по ходатайству О. А. Жеребцовой, на внучке которой Орлов был женат.

Прибыв в Париж, Орлов сумел с первой же беседы договориться с Наполеоном III о, том, что отныне возможно тесное сближение России с Францией, между которыми нет в сущности никаких коренных противоречий. Собеседник Орлова склонен был всецело пойти ему навстречу. Наполеон III достиг всего, чего хотел: Турция была спасена от русского захвата; оружие Франции покрыто новой славой; взят «реванш» за 1812 г.; французский император укрепил свой трон внутри страны и занял первое место в Европе. Наполеону III от России ничего больше не требовалось.

Позиция Англии на конгрессе . Но совсем не так обстояло дело с Англией. Еще до открытия конгресса Пальмерстон, к великому своему огорчению, убедился, во-первых, в том, что Наполеон III не намерен продолжать войну и, во-вторых, что на конгрессе он будет вести себя уклончиво и двусмысленно в отношении своей союзницы - Англии. Пальмерстон понял это, когда в январе и феврале 1856 г. шел спор, допускать ли Пруссию на конгресс или не допускать. Ее присутствия желал Александр II, потому что рассчитывал на ее дружественную поддержку. Но именно поэтому Пальмерстон и отказывался допустить прусских уполномоченных. Он мотивировал это тем, что Пруссия не принимала никакого участия в войне и не пожелала даже выступить так, как выступила Австрия. В этом очень щекотливом вопросе Наполеон III крайне вяло поддерживал Пальмерстона. Пруссию, правда, не допустили, но Пальмерстон уже до начала заседаний понял, что в Париже предстоит нелегкая игра. Наихудшие его опасения оправдались.

Наполеон III ни одним словом не скомпрометировал перед Орловым своей «дружбы» с «союзниками» и не сказал ничего, что Орлов мог бы потом, со ссылкой на него, пустить в ход перед англичанами. Но Орлову это вовсе и не требовалось: ему важно было не то, что говорит Наполеон, а то, как он слушает русского уполномоченного, почему он не прерывает его, в какие минуты он молчит, а когда улыбается. В сущности в две-три послеобеденные беседы в императорском кабинете с глазу на глаз с Наполеоном III, за чашкой кофе, Орлов и выполнил всю работу, и торжественные заседания пленума конгресса уже ничего существенного не изменили и не могли изменить. Сила Орлова заключалась именно в том, в чем Пальмерстон с раздражением усматривал свою слабость: Орлов знал, что Англия один-на-один продолжать войну не станет. Следовательно, по всем тем пунктам, по которым существует единство взглядов между Англией и Наполеоном III, России приходится уступать; зато по всем вопросам, по которым между ними чувствуется расхождение, русским уполномоченным нужно упорствовать и отказывать в своей подписи, и англичане ровно ничего с ними не поделают. Очень удачно выбрал себе Орлов помощника: то был барон Бруннов, долго служивший русским послом в Лондоне. Роли распределились так: там, где требовалась решающая работа дипломатической мысли, выступал Орлов; там, где необходимо было терпеливо выслушивать и оспаривать противника, шаг за шагом отстаивая интересы России, главная роль выпадала на долю Бруннова, очень неглупого, хотя и слишком самоуверенного, но опытного, трудолюбивого сановника, поседевшего в дипломатических делах. Все капитально важное, чего Орлов достигал в секретных беседах с императором Наполеоном III, передавалось Орловым барону Бруннову, а тот, уже стоя на твердой почве, знал, как ему разговаривать на торжественных заседаниях конгресса с англичанами.

Так, например, лорд Кларендон и лорд Каули, английские представители, требуют срытия русских укреплений по Черноморскому побережью. Орлов отказывает наотрез. Англичане грозят. Орлов снова отказывает. Австрийский делегат Буоль всецело присоединяется к англичанам. Орлов в третий раз отказывает. Председатель граф Валевский говорит, что поддерживает англичан и австрийцев. Но не только Валевский знал, какова позиция Наполеона III в этом вопросе, - это знал и Орлов. Поэтому Орлов снова отказывает, а Валевский беспомощно разводит руками. В конце концов Орлов побеждает. Далее, возникает вопрос о нейтрализации Черного моря. Тут Орлов, зная мнение Наполеона, уступает; но, когда англичане ставят вопрос о нейтрализации также и Азовского моря, Орлов отказывает. Повторяется та же комедия с Валевским, и снова Орлов одерживает победу. Ставится вопрос о Молдавии и Валахии. Русские уже ушли оттуда, но Орлов не желает, чтобы эти провинции оставались оккупированными Австрией. И русские интересы и нежелание, чтобы Австрия получила такую награду за свое поведение во время Крымской войны, - все это заставляло Александра II и Орлова противиться требованию австрийского уполномоченного Буоля. Орлов, зная, что Наполеон III не желает отдавать Австрии Молдавию и Валахию, противился этому требованию Буоля на конгрессе. Если России и пришлось уступить Бессарабию, то зато и Австрия должна была навсегда проститься с мечтой о бескровном приобретении Молдавии и Валахии. К величайшему своему бешенству, ровно за три дня до окончания конгресса, Буоль убедился, что Орлов и Бруннов достигли своей цели. Буоль нарочно оттягивал вопрос о Дунайских княжествах; он рассчитывал как-нибудь между делом, уже при разъезде, вырвать у конгресса желанное разрешение - оставить без изменений оккупацию Молдавии и Валахии австрийскими войсками. И вдруг, председатель конгресса Валевский 27 марта холодным, строго официальным тоном предложил Буолю осведомить конгресс: когда именно австрийцы освободят Молдавию и Валахию от своих войск? Делать было нечего. Австрия ушла с конгресса, не получив от союзников уплаты за свой ультиматум России от 2 декабря 1855 г. Орлов лучше Буоля понял, каково истинное значение участия на конгрессе министра Сардинского королевства Кавура.

Условия мира . Возвращение Карса, взятого русскими в конце 1855 г., нейтрализация Черного моря, уступка Бессарабии - таковы были главные потери России. На отмену исключительного русского протектората над Валахией, Молдавией и Сербией Орлов согласился без возражений. Современники приписывали сравнительно сносные условия мира не только повороту политики Наполеона III,не желавшего дальше ослаблять Россию и этим помогать Англии, но и тому сильному впечатлению, которое произвела на весь мир длившаяся почти год героическая оборона Севастополя. Это сказалось и в том, что могущественнейший в тот момент монарх в Европе Наполеон III, немедленно после подписания 30 марта 1856 г. Парижского мира, стал искать союза с Россией.

Глава десятая Гражданская война в Северной Америке (1861 ― 1865 гг.)

Две социальные системы в Северной Америке . Семена гражданской войны в Северной Америке были посеяны еще в период войны за независимость XVIII века. В результате еерядом с капиталистическим производством сохранилось и развивалось рабство как «нарост на капитализме».

Усиление рабства привело к тому, что с 30-х годов XIX века американская демократическая республика оказалась в руках южных плантаторов-рабовладельцев. Интересы рабовладельцев стали «путеводной звездой» внешней политики Соединенных штатов.

По настояниям плантаторов-хлопководов Юга Соединенные штаты в 1810–1812 гг. захватили Западную Флориду. В 1818 г. они ввели войска в Восточную Флориду; в 1845 г. - аннексировали отложившийся от Мексики Техас; в 1846–1848 гг. - воевали с Мексикой и отняли у нее богатейшие плодородные территории; в 1854 г. они заявили притязание на Кубу.

До поры до времени рабство и капиталистическое производство существовали рядом. Но наступил момент неизбежного столкновения «двух социальных систем». В 1860 г. Соединенные штаты раскололись: их стали называть «разъединенными штатами».

В этом социальном конфликте дипломатии южан и северян Соединенных штатов предстояло сыграть исключительно важную роль.

Соотношение сил между Севером и Югом было явно не в пользу последнего. На Севере было 23 штата с населением в 22 миллиона человек. Юг имел 11 штатов с населением в 9 миллионов. Юг собирался воевать за сохранение рабства, а в числе этих 9 миллионов было около 4 миллионов рабов-негров. Но, главное, Север имел развитую промышленность, которой на Юге не было вовсе, неизмеримо более развитую сеть железных дорог и судоходных каналов. В случае длительной войны у южан не было никаких шансов на победу.

Но южане, начиная войну, все же надеялись победить. Расчет их был следующий: ввиду того что весь кадровый состав небольшой федеральной армии находился в руках плантаторов-рабовладельцев, они предполагали, двинув в бой регулярные части и присоединив к ним милицию южных штатов с наспех сформированной кавалерией, быстрым ударом захватить столицу Союза и, опираясь на первые успехи, добиться вооруженной интервенции Англии и Франции.

Возможность такой интервенции казалась южанам несомненной.

Английская буржуазия стремилась к уничтожению опасного соперника в лице промышленности северо-восточных и западных штатов Америки. В случае победы Юга над Севером Соединенные штаты опять превратились бы в колонию Англии; Франция тоже стремилась к захватам в Америке.

Таким образом, весь расчет южан был построен не на возможности победы своими силами, а на помощи английских и французских интервентов.

4 марта 1858 г. один из политических лидеров Юга, сенатор Джон Гаммонд из Южной Каролины, сказал: «Без единого пушечного выстрела и не обнажая меча мы можем поставить на колени весь мир, если они посмеют начать с нами войну… Что произойдет, если в течение трех лет не будет поставки хлопка? Я не буду подробно останавливаться на том, что каждый из вас может себе представить, но одно не подлежит сомнению: Англия сделает все возможное и мобилизует весь цивилизованный мир, чтобы спасти Юг. Нет, вы не посмеете воевать с хлопком. Нет такой власти на земле, которая посмела бы воевать с ним. Хлопок правит миром»

Исходя из этих соображений, южане интересовались не столько стратегическим планом, сколько вопросами о признании Юга Англией и Францией и о том, чтобы склонить правительства этих стран к военной помощи Югу.

Начало войны. Гражданская война была войной не с иностранным государством, а между двумя частями одного государства. Поэтому и процедура объявления войны в этом случае отличалась от общепринятой. На другой день после взятия южанами форта Семтер Линкольн призвал 75 тысяч волонтеров в милицию всех штатов Союза для подавления заговора в южных штатах (15 апреля 1861 г.). Лицам, составившим заговор против Союза, Линкольн давал 20 дней, чтобы рассеяться и вернуться к мирным занятиям.

17 апреля 1861 г. президент Конфедерации крупный рабовладелец Джефферсон Дэвис издал прокламацию о выдаче документов на каперство для борьбы против торгового и военного флотов Соединенных штатов. Через два дня Линкольн ответил на это объявлением блокады Юга, квалифицируя южное каперство как пиратство. Таким образом, когда фактически война уже началась, произошло ее объявление Югом Северу и Севером Югу.

Прошло две недели после открытия военных действий. 28 февраля 1861 г. были получены вести о начале интервенции европейских держав в Америке.

Первой выступила Испания. Испанцы, имея своей базой Кубу, попытались отобрать у Негритянской республики Сан-Доминго восточную часть острова, которая была прежде испанской колонией.

2 апреля 1861 г., несмотря на то, что Соединенные штаты не имели официальных отношений с Негритянской республикой Сан-Доминго, статс-секретарь Соединенных штатов (министр иностранных дел) Сюард обратился с письмом к испанскому послу в Вашингтоне с протестом против испанского вторжения. 1 июля 1861 г. испанский посол известил Сюарда об аннексии Негритянской республики. В данный момент положение было настолько трудным, что Соединенные штаты предпочли выжидательную тактику в этом вопросе.

Следующим этапом интервенции европейских государств в американские дела было признание Англией южных штатов воюющей стороной. 3 мая 1861 г. эмиссары мятежников Юга Янси и Рост были впервые приняты Росселем - английским министром иностранных дел в кабинете Пальмерстона. По настоянию посла Соединенных штатов в Лондоне Далласа, они были приняты неофициально. Даллас получил заверение Росселя в том, что решения по вопросам, связанным с гражданской войной, будут приняты правительством только после прибытия нового посла, назначенного Союзом, Чарльза-Френсиса Адамса. Однако еще до приезда Адамса в Лондон, 6 мая Россель направил послу Англии в Вашингтоне Лайонсу инструкцию, уведомляя о решении правительства признать Юг воюющей стороной. Адаме прибыл 13 мая, но в тот же день, до того, как он был принят, английское правительство уже утвердило декларацию о нейтралитете. Этой декларацией Юг признавался не мятежными штатами, а воюющим государством. Декларация 13 мая была шагом к признанию Конфедерации, а следовательно, и к вступлению в войну против Союза, который с полным основанием рассматривал конфедератов как заговорщиков и мятежников. Показателен тот факт, что сейчас же за опубликованием декларации английское правительство послало в американские воды свой военный флот.

Интервенция Англии, Франции и Испании в Мексике . Новым этапом агрессии европейских держав в Америке было подписанное в Лондоне 31 октября 1861 г. соглашение между Великобританией, Францией и Испанией об интервенции в Мексике.

В декабре испанские войска уже высадились в Вера-Круц. В январе 1862 г. к ним присоединились войска Англии и Франции. Соединенные штаты протестовали против интервенции. Однако только окончание гражданской войны позволило им добиться увода французских войск; английские и испанские войска были отозваны несколько ранее.

Инцидент в «Трентом» (1861 г.) . Вскоре после начала интервенции трех держав в Мексике, предпринятой, как указывает Маркс, по инициативе Пальмерстона, над самими Соединенными штатами, терпевшими тяжкие поражения на фронте, нависла угроза английской интервенции. Объявленная Союзом блокада Конфедерации, почти исключавшая возможность вывоза американского хлопка, вызвала сильнейшее раздражение в Европе. 26 марта 1861 г. английский посол в Америке лорд Лайонс при свидании с Сюардом заявил: «Если Соединенные штаты решаются приостановить силой столь важную для Великобритании торговлю с производящими хлопок штатами, я не отвечаю за то, что может произойти».

8 ноября 1861 г. эмиссары рабовладельцев Мэзон и Слайдель были сняты с английского купеческого судна «Трент» капитаном военного корабля Соединенных штатов «Сан-Джацинто». Пленники были доставлены в Бостон. Шовинистическая печать Англии и Франции воспользовалась этим случаем, чтобы поднять невероятный шум, требуя войны с Союзом. Единственным формальным укором капитану Уилксу было то, что он захватил и доставил в Бостон послов Конфедерации, не задержав корабля, на котором они находились. Но Джон Буль «бешеный, с взъерошенными бакенбардами» пылал гневом и, казалось, его нельзя было удержать от войны. Лорд Россель потребовал выдачи Мэзона и Слайделя в семидневный срок. Английские войска уже были посланы в Канаду; на верфях Англии работы производились днем и ночью.

Выступление английских рабочих против поддержки южан. "Пальмерстон хочет войны, - писал Маркс 25 декабря 1861 г., - английский народ ее не хочет. Ближайшие события покажут, кто одержит верх в этом поединке - Пальмерстон или народ». События показали, что, кроме официальной дипломатии буржуазии, в 1861 г. уже существовала неофициальная, непризнанная сила - международная солидарность пролетариата. По всем крупным промышленным центрам Англии прокатилась волна рабочих митингов: одним из главных инициаторов этого движения был Маркс. Несмотря на хлопковый голод, который оставил без работы и без хлеба массу людей, рабочие протестовали против позорной интервенции в гражданскую войну на стороне рабовладельцев и грозили гражданской войной и самой Англии.

В то же время правительство Севера Америки заняло уступчивую позицию. Оно освободило эмиссаров южан и создало, таким образом, еще одно препятствие для интервенции из Европы.

Подлинные мысли и чувства английских рабочих и рабочих других стран Европы выразил I Интернационал в своем обращении к Линкольну по поводу победы, одержанной им на президентских выборах 1864 г.

«Рабочие Европы выражают уверенность, - гласило обращение, - что, подобно тому как американская война за независимость открыла для буржуазии новую эру подъема, так и американская война против рабства принесет то же самое рабочему классу».

Итак, расчет рабовладельцев, что английская буржуазия организует интервенцию, оказался ошибочным.

Другой ошибкой южан была их надежда на магический эффект запрещения вывоза хлопка. Нуждаясь в деньгах, они сами стали вывозить хлопок, пытаясь прорвать блокаду. Кроме того, голод 1861 г. в Европе сделал вопрос о пшенице еще более важным, чем вопрос о хлопке, а Союз, несмотря на гражданскую войну, вывозил в Европу огромное количество пшеницы.

Однако ни южане, ни руководители английского и французского правительств не оставили надежды на совместное участие в войне. Пальмерстон и Наполеон III решили выждать хода внешних событий и вмешаться, как только южане нанесут северянам решительный удар.

В следующем, 1862, году правительство Линкольна все ещё не решалось на освобождение рабов. Север снова терпел одно поражение за другим. Сторонники интервенции опять подняли голову.

Позиция Франции . В апреле 1862 г., во время одной из бесед с Наполеоном III, эмиссар южан Слайдельнастаивал на признании Францией Конфедерации. Наполеон III в принципе высказался за признание, но ответил, что «ни одна держава, кроме Англии, не располагает достаточным флотом для того, чтобы оказать Франции действенную помощь в войне на океане…» Этим император дал понять, что, если бы Англия согласилась признать Конфедерацию, он также сделал бы это. Слайдель предлагал организовать выступление против Соединенных штатов вместес Испанией, Австрией, Пруссией, Бельгией, Голландией, Швецией и Данией. Он заверял Наполеона III, что Соединенные штаты, в случае признания Францией Конфедерации, не объявят ей войну, «так как у них уже достаточно заняты руки домашними делами».

Несмотря на заманчивые обещания Слайделя, император отклонил немедленное признание Конфедерации и лишь обещал тайно помочь постройкой военных судов. На этом беседа закончилась. Но в середине июля 1862 г., в период новых тяжелых поражений северян на фронте, Наполеон III послал французскому послу Тувенелю телеграмму следующего содержания: «Запросите у английского правительства, не считает ли оно, что настал момент для признания Юга». Однако в палате общин по настоянию Пальмерстона предложение об интервенции было отклонено. Английское правительство выжидало окончательного исхода военных действий, оказывая в то же время помощь конфедератам.

29 июля 1862 г. крейсер, построенный для Конфедерации на верфи Лайярда в Ливерпуле, несмотря на протесты посла Соединенных штатов Адамса, был с ведома английского правительства выпущен из Англии. Этот крейсер «Алабама» каперствовал на морях и в океанах до июня 1864 г.; он потопил 65 кораблей Соединенных штатов и уничтожил имущества на 5 миллионов долларов. 19 июня 1864 г, «Алабама» встретилась с крейсером Соединенных штатов «Кирсадж», который ее потопил после упорного боя. Кроме «Алабамы», подобным же образом были построены в Англии каперы конфедератов «Флорида», «Георгия», «Шенандоа» и др.

14 сентября 1862 г. Пальмерстон принял окончательное решение и написал Росселю, предлагая признать Конфедерацию. Россель ответил, что заседание кабинета для разрешения этого вопроса будет назначено на 23 или 30 сентября.

Отмена рабства (1863 г.) . За эти дни положение резко изменилось. За время между письмом Пальмерстона и предполагавшимся заседанием английского кабинета в Соединенных штатах была издана предварительная прокламация об освобождении рабов.

Союз стал на путь войны «по-революционному». Решающий шаг, вызвавший подъем внутри страны и огромные симпатии к Союзу со стороны всей демократической Европы, был сделан.

Когда в Англии было получено известие о решении Союза уничтожить рабство в Соединенных штатах, вопрос о признании Юга опять был снят с повестки заседания кабинета. Однако французское правительство сделало новую попытку выступления в пользу Юга.

31 октября дипломатические представители Англии и России были извещены французским правительством о предлагаемом Францией проекте совместного выступления трех держав. Было намечено предложить перемирие на 6 месяцев, снятие блокады и открытие американских портов для европейской торговли. Но Россия отклонила французское предложение. Английское правительство, ссылаясь на Россию, также ответило несогласием. Огромную роль и на этот раз сыграло активное сопротивление этому проекту английских рабочих, вторично организовавших ряд массовых митингов протеста.

После отмены рабства внутренние и внешние дела Конфедерации настолько ухудшились, что вице- президент Конфедерации Александр Стифенс, один из самых ярых идеологов рабовладения, предложил для победы над Севером последовать его примеру и отменить рабство и на Юге. Но конгресс в Ричмонде не решился и не мог решиться на это.

Победы северян под Гетисбургом и Виксбургом в июле 1863 г. и наступивший общий перелом в ходе военных действий в Северной Америке сделали интервенцию Англии и Франции окончательно невозможной.

Позиция России . В 1863 г. произошло несколько неожиданное сближение Соединенных штатов и России. Этому сближению способствовали напряженные отношения России с Англией и Францией, особенно обострившиеся в 1863 г. В настоящее время известно, что Пальмерстон и Наполеон III не думали всерьез о войне с Россией из-за польского вопроса. Но тогда в России исходили из представления о неизбежности такой войны.

В связи с создавшейся обстановкой было решено послать две русские эскадры в Америку. План отправки эскадр за океан был утвержден Александром II, и в июле 1863 г. управляющий морским министерством вручил контр-адмиралу Лесовскому секретную инструкцию.

Посылка эскадр в Атлантический и Тихий океаны была произведена на основе смело задуманного плана наступательных операций в неминуемо ожидавшейся войне с Англией и Францией. Как показал опыт конфедератского крейсера «Алабама», крейсеры-каперы могли нанести огромный вред торговле и военному флоту неприятеля.

В сентябре 1863 г. две русские эскадры - одна под командой адмирала Лесовского, другая - адмирала Попова - прибыли: первая в Нью-Йорк, вторая в Сан-Франциско. Главной задачей посылки эскадр было создать угрозу на путях английской мировой торговли, чтобы повлиять этим на позицию Англии в польском вопросе.

В докладной записке управляющего морским министерством Краббе на имя Александра II уже намечался план избрать определенные американские порты для встречи эскадр. При этом Краббе упоминал о том, что каперский флот Союза представляет собой огромную силу.

В противовес планам морского ведомства, в министерстве иностранных дел явно опасались политического эффекта посылки эскадр в Америку. Вице-канцлер, министр иностранных дел, князь Горчаков и посланник в Соединенных штатах барон Стекль лишь задним числом выразили удовольствие по поводу блестящего эффекта, достигнутого выходом флота на мировые торговые пути, и его пребывания в Америке. Царский посол в Лондоне, «Нестор российской дипломатии», престарелый барон Бруннов, был даже в отчаянии от этого шага.

Симпатии царского правительства были на стороне южан, но противоречия с Англией и Францией заставляли его пойти на путь сближения с Севером. Разумеется, слухи о формальном союзе между Россией и Соединенными штатами не имели оснований. Но посылка эскадр в порты воюющего государства неизбежно вела к положению, близкому к фактическому союзу. За время пребывания в Америке в двух случаях русские суда даже оказали давление на военные суда южан прямой угрозой военных действий.

Благожелательная позиция, занятая Россией в период гражданской войны в Соединенных штатах, сыграла немалую роль в общей международной ситуации и оказала несомненную помощь Соединенным штатам.

Принципы американской дипломатии . В научной исторической литературе имеютсядве различные и даже противоположныеоценки основных принципов дипломатии Соединенных штатов.

Одни историки считают, что вся история Соединенных штатов тесно связана с европейской политикой. Другие полагают, что политика изоляции была основным принципом Соединенных штатов. На самом деле, нет никакого сомнения в том, что история Соединенных штатов и ее внешняя политика тесно связаны с европейской - да и с мировой историей, - начиная с возникновения Соединенных штатов Америки.

Имеется некоторое недоразумение с содержанием самого понятия «изоляционизм». Изоляционизмом иногда называют неучастие Соединенных штатов в войнах в Европе и в политических и военных союзах европейских государств. Но отказ от активной роли в Европе отнюдь не означал действительного и полного самоустранения Соединенных штатов от европейской и мировой политики; Соединенные штаты всегда принимали в ней участие, но большей частью в качестве пассивной силы, своими маневрами влияя на ход событий в Европе. Таким образом, изоляционизм - это не изоляция от Европы, а участие в европейских делах путем пассивных маневров.

В войне за независимость, кроме английских колоний, принимали участие Англия, Франция, Испания, Голландия. К ней косвенно имели отношение и те державы, которые примкнули к вооруженному нейтралитету. Таким образом, она была событием мировой истории. Отказ Соединенных штатов от союза с Францией в 1793 г., в период революции во Франции и ее борьбы с Англией, имел большое значение для европейской истории. Приобретение Луизианы в 1803 г., участие Соединенных штатов в 1805 г. в войне в Средиземном море против корсаров алжирского бея, захват Флориды, доктрина Монро, война с Мексикой, роль Соединенных штатов в период гражданской войны, дальневосточная экспансия Соединенных штатов в 40-х - 60-х годах, - все это были события, сыгравшие свою роль в мировой истории.

Если поставить вопрос, внесла ли американская дипломатия что-либо принципиально новое в историю этого института, то на него нужно ответить следующее: за исключением 70-х годов XVIII века и периода 1863–1865 гг., американская дипломатия своими методами и целями мало чем по существу отличалась от дипломатии Старого Света.

Глава одиннадцатая Наполеон III И Европа. От Парижского мира до начала министерства Бисмарка в Пруссии (1856 ― 1862 гг.)

Россия потерпела сокрушительнейшее поражение в последней войне, в результате чего была вынуждена отказаться от укреплений на Аландских островах, согласилась на свободу судоходства по Дунаю, отказалась от протектората над дунайскими княжествами и от части южной Бессарабии, возвращала Турции Каре. Главным неблагоприятным пунктом для России было решение о нейтрализации Черного моря, лишавшее страну Черноморского военного флота . И разрешено было восстановить черноморский флот России лишь в 1870 году, за примерное поведение.
Получила, правда, с барского плеча обратно Севастополь и Крым в целом, а также право упрочить своё положение на Кавказе, такой была политика "кнута и пряника" со стороны победителей.
_____________________________________

Первым прибыл в Париж барон Бруннов, и 14 и 16 февраля он имел собеседования с председателем конгресса, французским министром иностранных дел графом Валевским. Оба свидания произвели на второго русского уполномоченного очень отрадное впечатление. Валевский заявил, что император Наполеон хочет, чтобы начинающиеся переговоры увенчались успехом, и будет играть “умеряющую” роль перед лицом английской и австрийской делегаций, которые могут обнаружить менее примирительные наклонности. Но Валевский при этом настойчиво просил, чтобы русские поняли, как подозрительно и ревниво англичане будут следить за всяким признаком сближения между Наполеоном и Россией. Это же подтвердил Бруннову и другой французский министр, Фульд. С англичанами дело обстоит так. Пальмерстон боится, что в Англии будут недовольны мирным трактатом, который обещает быть гораздо менее выгодным для англичан, чем в парламенте этого ждали. Премьер опасается быть низвергнутым. Первый английский уполномоченный на конгрессе, лорд Кларендон — человек робкий, очень боящийся оказаться в глазах общественного мнения не на высоте своей задачи. И притом именно Кларендон очень боится за целость и сохранность англо-французского союза вследствие возможного сближения Наполеона с русской делегацией.

Бруннову удалось уже в этих первых беседах с французами основательно позондировать почву по основным пяти пунктам, которые больше всего интересовали Россию.

Первый пункт: вопрос об Аландских островах. Обнаружилось, что англичане будут требовать воспрещения для России возводить укрепления на этих островах; и в этом требовании французское правительство их поддержит. Второй вопрос — о Карсе. И англичане и французы будут требовать возвращения его Турции. Третий вопрос — о “Черкесии”. Английская делегация намерена настаивать на том, что союзники, которые во время войны пытались поднять на Кавказе восстание против России, обязаны теперь “не предать их”. Но Валевский уже наперед успокоил Бруннова. Наполеон не намерен поддерживать англичан в этом вопросе: Вы можете не беспокоиться . Четвертый вопрос — о Черном море. Тут Бруннов озабочен возможным требованием англичан о срытии укреплений и уничтожении верфей в Николаеве, Новороссийске, Сухуме. Но Бруннов об этом, по своему признанию, не хотел даже пока и заговаривать с Валевским, чтобы не показать, что у него, Бруннова, даже и мысли о таких требованиях возникнуть не может. Пятый вопрос — о новом разграничении Бессарабии. Это такой вопрос, который в состоянии очень неблагоприятно повлиять на весь ход мирной конференции. Тут главный враг не Англия, но Австрия, которая “имела ловкость” привлечь на свою сторону англичан. Валевский не будет особенно энергично поддерживать Австрию, но, с другой стороны, он не очень склонен принять и подсказываемую русскими комбинацию: не уменьшать нисколько русских владений в Бессарабии, а компенсацией за это признать возвращение Карса... Но тут предстоит много хлопот и затруднений: Англичане показывают вид, что благоприятствуют Австрии в Европе, чтобы она помогла им, в свою очередь, в том, что касается Азии. Вообще же исход переговоров будет в значительной степени зависеть от Наполеона III. Я смотрю так, что в этом истинный узел всех негоциаций.

Барон Бруннов со злорадством отмечает, что Австрия своим поведением во время войны потеряла дружбу России, но вовсе не приобрела этим дружбы противников России. Но, очевидно, даже для неглупого в общем дипломата, каковым был барон Бруннов, нельзя безнаказанно всю свою жизнь провести под начальством Нессельроде: Бруннов и теперь считает полезным внушать этой самой Австрии, что старые друзья — самые верные. Даже Александра II это взорвало, и он, отчеркнув эту строчку в донесении Бруннова, написал карандашом на нолях: Я нисколько на это не рассчитываю.

Но уж зато первый уполномоченный, граф Орлов, ни в малейшей степени не был заражен сентиментальными воспоминаниями о Священном союзе. Для него Австрия была врагом гораздо худшим, чем Англия.

Произведя предварительное зондирование почвы, Бруннов стал с нетерпением ждать приезда в Париж графа Орлова.

15 февраля в Париж прибыл первый английский уполномоченный, лорд Кларендон. Немедленно же после этого второй уполномоченный, лорд Каули, явился к барону Бруннову и предложил ему свидание с Кларендоном.

Это свидание состоялось 18 февраля. Кларендон начал с того, что будущий мирный договор не будет популярен в Англии. Первые две кампании (1854 и 1855 гг.) не привели к решительному результату, и Англия делала большие приготовления к третьей кампании (1856 г.), как вдруг дело пошло к переговорам. Это разочаровывает английский народ, усиливает оппозицию, ставит в опасное положение правительство. После такого дебюта Кларендон все-таки заявил, что лично он хочет заключения мира, и тут же предложил главные английские требования: возвращение взятого Карса туркам; невосстановление укреплений на Аландских островах; Англия желала бы некоторых облегчений для своей торговли на Кавказе (в Черкесии), а также уничтожения (точнее невосстановления) фортификаций на побережье Черного моря .

Тут в донесении Бруннова некоторая расплывчатость: не ясно, говорил ли Кларендон о кавказской части побережья или о всем побережье Черного моря, — потому что дальше Бруннов отмечает, что Кларендон “промолчал” о Николаеве. Обо всех этих острых вопросах Бруннов своего мнения не высказывал, подчеркивая тем самым, что не ему судить, а графу Орлову, который еще не приехал. Но зато Бруннов очень распространялся о желательности установления коллективного контроля и наблюдения всех пяти великих держав над правильным проведением в жизнь новейшего султанского хатти-шерифа о полной свободе всех христианских исповеданий в Турции. Лорд Кларендон с полнейшим сочувствием встретил это заявление и сказал, что система, предлагаемая Брунновым, устраняет впредь всякие разногласия между Англией и Россией в этой области: Делая наше наблюдение коллективным, вы лишаете его оскорбительного характера, который в наших глазах имела бы политика исключительного (русского. — Е. Т.) наблюдения. Мало того, Кларендон уже от себя заявил: Никто из нас не может отрицать постоянного влияния России и ее государей, которое они должны оказывать на большинство христиан, исповедующих православную веру на всем протяжении Оттоманской империи.

Вскоре после этого свидания Кларендон поделился с графом Валевским благоприятным впечатлением, которое произвели на него заявления Бруннова.

В сущности с самого начала заседаний Парижского конгресса для русского представителя было аксиомой, не требующей никаких доказательств вследствие полнейшей самоочевидности, что ни в каком случае Англия в одиночку воевать против России не станет. Когда спустя несколько месяцев после заключения мира правительство Пальмерстона по одному частному вопросу, касавшемуся выполнения мирных условий, заняло угрожающую позицию, то граф Валевский поспешил успокоить русского представителя барона Бруннова словами: “Без Франции никто в Англии не рискнет воевать с Россией. Вся страна высказалась бы против подобной идеи. Пальмерстон сразу пал бы, если бы вздумал эту мысль поддерживать.

Во время заседания конгресса Валевский, конечно, еще не мог изъясняться в таких категорических выражениях, но по существу дела граф Орлов ясно видел, что Наполеон III не желает грозить России войной из-за ее несогласий с англичанами.

Перед началом заседаний мирного конгресса между Валевским, Брунновым и Кларендоном было условлено, что следует избегать длинных речей и что для протокола следует приберегать лишь формулировки окончательных результатов каждого заседания. Протокол должен был составляться директором политического департамента французского министерства иностранных дел Бенедетти, причем ему в помощь было командировано по одному представителю от каждой из мирных делегаций, принимающих участие в конгрессе.

Еще не успели открыться заседания конгресса, как последовал один очень обдуманный ход со стороны Наполеона III. Граф Морни завел доверительную беседу со вторым русским уполномоченным, бароном Брунновым. Нужно сказать, что Морни и до начала войны и даже во время самой войны не переставал при всяком удобном случае обнаруживать дружелюбие по отношению к России и свое огорчение по поводу разрыва с ней. Теперь он не скрывал, что очень бы хотел более тесного франко-русского сближения. Но обратился он на этот раз в середине февраля 1856 г. к Бруннову явно по прямому поручению императора, и обратился с такой речью, которую императору самому было неудобно вести с графом Орловым. Граф Морни информировал Бруннова о следующем. Император Наполеон должен умышленно, с намерением, чтобы не сказать с аффектацией (pour ne pas dire l’affectation), показывать вид при публике, что он приписывает большую важность своему союзу с Англией. Но не следует обманываться насчет истинного характера этой манифестации. Она глубоко скрывает секрет перехода от одной системы к другой. Истинная ловкость будет состоять в том, чтобы дать созреть делу, не желая слишком торопить развязку.

Другими словами, Наполеон III решил вести игру на два фронта, обеспечивая за собой возможность использовать одного из партнеров против другого и культивировать сближение с Россией, в то же время не раздражая и не отпугивая подозрительного Пальмерстона.

Со свойственным ему оптимизмом барон Бруннов чрезмерно преувеличивал в начале парижских совещаний степень готовности Наполеона III пожертвовать уже существовавшим союзом с Англией во имя проблематического будущего союза с Россией. Его иллюзия поддержки велась интимными беседами с графом Морни, который не переставал уверять Бруннова (в самый разгар совещаний), будто император только для вида поддерживает союз с Англией, а на самом деле не нужно придавать значения его дружественным манифестациям по адресу англичан, потому что готовится переход от одной системы к другой”.

Русские дипломаты с большим вниманием следили за одним довольно загадочным феноменом. Барон Джемс Ротшильд, финансовый магнат, связанный большими делами и с русским и с французским правительствами, проговорился или сказал намеренно Бруннову о деятельных военных приготовлениях, под шумок происходящих во Франции. Бруннов в “дружеской” беседе с графом Валевским дал ему тогда понять, что он знает об этих военных приготовлениях, как будто несоответствующих мирным стремлениям французской дипломатии. Валевский объяснил этот факт тем, что Франции приходится в данном случае считаться с англичанами, которые очень активно продолжают вооружаться. Чтобы не породить у английского правительства никаких подозрений, добавил Валевский, французы должны следовать их примеру, иначе это может повредить успеху дела умиротворения. Барон Бруннов сделал вид, что он удовлетворен этим довольно путаным объяснением.

Вечером 21 февраля 1856 г. граф Орлов со своей свитой прибыл в Париж. Уже 22-го утром он виделся с Валевским и остался очень доволен первым визитом: Я сказал все, мы расстались добрыми друзьями. Орлову была назначена аудиенция у императора на следующий день, 23 февраля.

Аудиенция состоялась в кабинете у императора, с глазу на глаз. Наполеон III был ласков, обнаружил не только желание мира, но и стремление завязать личные, более интимные отношения между обоими государями. Правда, никаких положительных обещаний он не давал, но это в его характере, замечает Орлов, который в своей телеграмме прибавляет, что император уверил его в своей готовности всячески облегчить переговоры, согласно объяснениям, которые я (Орлов. — Е. Т.) ему дал. Александр написал на этой телеграмме: Дай бог, чтобы отсюда вышло что-нибудь хорошее.

Прием, оказанный Орлову в первой же аудиенции в Тюильри, был в самом деле очень милостивый. Орлов заявил, что Александр II хочет справедливого и прочного мира и стремится укрепить симпатии, возникшие (по наблюдениям царя) между Россией и Францией. Наполеон III ответил, что это — и его желание. Затем император отпустил кивком головы окружавшую его придворную свиту, и, оставшись вдвоем, собеседники повели деловой разговор.

У нас есть полный отчет Орлова о том, что было переговорено в этой интимной обстановке. Орлов, с той симуляцией искренности, в которой мог смело потягаться со своим собеседником, начал с того, что, мол, он решил отбросить в сторону всякие хитрости и дипломатические извороты (sans réserve, sans détour et sans finesse diplomatique) и изложить сущую правду. Он прямо расскажет императору, на что Россия согласится и что она отвергнет. Во-первых, Россия согласна на установление полной свободы торгового плавания по Дунаю для всех наций. При этом Россия согласна срыть укрепления в Измаиле и Килии, с тем чтобы и Турция снесла укрепления в Мачине, Тульче и Исакче. Острова в дельте Дуная не должны быть заняты никем из держав. Во-вторых, Черное море будет объявлено нейтральным, согласно уже состоявшемуся плану. В-третьих, определение границ между Молдавией и Бессарабией должно стать предметом углубленного рассмотрения. Но при дальнейшем обсуждении этого вопроса должно будет принять во внимание, что русская армия в настоящий момент занимает Карс и часть турецкой территории, — и Орлов тут же дал понять, что возвращение Карса и будет с русской стороны компенсацией за уступки, которые противники должны будут сделать России при определении бессарабских границ.

Наполеон III, выслушав все это, спросил: А согласились ли бы вы не возобновлять постройки Бомарзунда? Орлов на это ответил: Я знаю, что ваше величество придает важность этому пункту. Поэтому я не колеблясь заявляю, что мой августейший государь не выдвинет в этом деле никаких препятствий. Единственная оговорка, которую при этом сделал Орлов, заключалась в том, чтобы относительно Бомарзунда русское обязательство не было включено в текст общего мирного договора, а составило предмет особого соглашения.

Наполеон III после этого заговорил об императоре Николае I, пожалел, что у него с покойным вышли разногласия и т. д. А потом вдруг спросил Орлова: Я хотел бы знать ваше мнение о Венском трактате. Обстоятельства внесли большие изменения. Если же дело шло о том, чтобы подвергнуть его пересмотру, я хотел бы уяснить себе ваши суждения по этому поводу.

Орлов знал, о чем идет речь: Наполеон III хотел собрать специальный конгресс держав для торжественной отмены тех пунктов Венского трактата и специальных к нему добавлений, которые касались исключения династии Бонапартов из французского престолонаследия. Собственно, трудно было понять, зачем это было нужно ему, уже царствующему государю, признанному всеми правительствами земного шара. Но он хотел, по выражению дипломата одного из второстепенных дворов, чтобы Европа сама себе плюнула в лицо, торжественно признав свою ошибку 1815 г. Орлов ответил, что он не уполномочен высказываться по этому вопросу. Наполеон не настаивал, а перешел к Италии и Польше. Нужно что-нибудь сделать для Италии. Орлов, конечно, мог только порадоваться, видя, что французский император собирается рано или поздно схватить за горло Австрию. Но от угнетенной Италии Наполеон перешел к Польше: Эта бедная Польша, религия которой подвергается нападениям... Не могло ли быть проявлено милосердие царя к католической церкви и к большому количеству несчастных, увлекшихся политическими заблуждениями?

Орлов ответил, что католическая церковь в Польше вовсе не притесняется. Что же касается политических преступников польских, то Орлов думает, что царь намерен дать амнистию при своем предстоящем короновании. Император поспешил заключить словами, что он считает этот обмен мнений простым разговором.

В одном из первых же непосредственно к Александру II направленных докладов графа Орлова Алексей Федорович говорит: Начиная с моих первых сношений с императором Наполеоном, я получил глубокую уверенность, что главный план, которому я должен был следовать для выполнения возложенной на меня вашим величеством миссии, заключался в том, чтобы вполне заручиться доверием этого государя, личное воздействие коего одно только было в силах дать нам поддержку против систематической враждебности других наших противников.

Орлов считает, — объективно он совершенно прав, — что ему удалось достигнуть поставленной цели.

Император французов предложил Орлову “в трудных случаях”, какие будут возникать на конгрессе, обращаться непосредственно к нему. И в первый же раз, когда Орлов счел уместным воспользоваться этим разрешением (по поводу споров с англичанами и австрийцами о границах Бессарабии), Наполеон III, перейдя от частного вопроса к совсем другому предмету, стал говорить о чувствах глубокого уважения, которые он, несмотря на войну, питал к императору Николаю достославной памяти, и о восхищении, которое ему всегда внушал великий характер (Николая. — Е. Т.)”. После этого вступления Наполеон III пустился в интимные воспоминания из своей жизни, о своем заключении в крепости Гам (при Луи-Филиппе) и т. д. Беседа велась в доверительно-дружественных тонах. Со стороны очень замкнутого, совсем не разговорчивого, никогда ничего спроста не говорившего императора французов подобного рода прием и беседа с послом враждебной державы были решительно необычны и знаменовали многое.

Умный и тонкий Орлов сопоставил это с другими, очень показательными симптомами: поистине я должен сказать, что я нисколько не ожидал приема, который меня тут встретил. Я осмеливаюсь сказать, что этот прием был блестящим не только со стороны императора, но и со стороны всей нации. Военные симпатии и желание установить братство по оружию с Россией, несмотря на обстоятельства, превзошли все мои надежды и в самом деле не оставляли ничего желать.

Наполеон III не переставал осыпать графа Орлова всевозможными любезностями и с глазу на глаз и публично. Конечно, англо-французский союз еще продолжал существовать, и это обстоятельство не позволяло Наполеону идти дальше известного предела в поддержке русской делегации на конгрессе.

А положение было временами крайне тягостным, и Орлов не скрывал от Петербурга, с каким трудом ему и Бруннову приходится бороться с Кларендоном и графом Буолем. Орлов возлагал надежды на Наполеона не только в настоящем, но и в будущем: Если мир будет подписан, я нисколько не сомневаюсь, что император Наполеон употребит все возможные средства, чтобы сделать более тесным наш будущий союз...”

Но для Орлова было ясно, что Наполеон по ряду соображений не пожелает разрывать и того союза, который его связывает с Англией.

В Австрии с очень большим беспокойством следили за этим явно и быстро прогрессировавшим дружелюбием Наполеона III по отношению к России. Известия об этой тревоге венского кабинета дошли до Петербурга, и канцлер счел долгом информировать об этом графа Орлова. В Вене собирались предложить императора Франца-Иосифа в крестные отцы ребенка, которого должна была в ближайшие дни родить императрица Евгения, подготовляли обмен визитами между Францем-Иосифом и Наполеоном III и т. д. Все это, по мысли графа Буоля, должно было скрепить союз Австрии с Францией. Но Александр II, приказывая уведомить обо всем этом Орлова, в то же время вовсе не желал пускаться в какие-либо активные интриги с целью помешать австрийцам: Орлову напоминали, что царю потребуется лишь ускорить заключение мира и поэтому не следует раздражать даже и австрийцев.

Граф Орлов обнаружил свою проницательность, едва только начались переговоры: он прежде всего пожелал узнать (и узнал) через Валевского, еще до начала официальных заседаний конгресса, что именно имелось в виду, когда России навязывали таинственный “5-й пункт” в качестве одного из прелиминарных условий. Это привело, как выразился Орлов в своем донесении канцлеру Нессельроде, к открытию величайшей важности. Оказалось, что английский кабинет желает поставить под вопрос все русские территориальные владения по ту сторону Кубани: имелось в виду заставить Россию согласиться либо на независимость всех этих земель, либо на отдачу их Турции. И тут же Валевский успокоил Орлова: император Наполеон отказался помогать англичанам в этом домогательстве . Узнав об этом, Орлов, как он пишет, признал бесспорную заслугу Наполеона перед Россией: русский уполномоченный понял, что если Англия в самом деле предъявит это требование, то следует категорически отказать, и ничего отсюда дурного не выйдет. Без Наполеона III Англия ни в коем случае продолжать войну не может и не будет. Тут нужно заметить, что граф Валевский по всей видимости играл двойную игру: он не мог не знать, что Пальмерстон уже отчаялся в исполнимости своих давних воинственных намерений и что лорды Кларендон и Каули, близко наблюдая, как с графом Орловым обходятся при Тюильрийском дворе, конечно, понимают всю безнадежность предъявления подобных требований. Но, вместо того чтобы вовремя категорически заявить Англии, что Наполеон не будет ее поддерживать в вопросе о Кавказе, Валевский предпочел довести дело до столкновения на самом конгрессе между англичанами и русскими с целью покрепче их перессорить на всякий случай и представить затем Наполеона III великодушным спасителем русского владычества на Кавказе. Точно так же Орлов уже наперед знал от Валевского, что Наполеон не желает требовать от России формального обязательства о невосстановлении черноморских фортов на Кавказе. Значит, и тут можно будет решительно отказать англичанам и туркам . Уже эти предварительные зондирования почвы, и интимные разговоры с графом Валевским, и первые заседания конгресса дали графу Орлову материал для решения центральной, колоссальной важности проблемы: хочет или не хочет продолжения войны Наполеон III? Все время, почти вплоть до середины марта, Орлов бился над разрешением этой основной задачи, пока не пришел к окончательному ее решению. До сих пор император Наполеон своим поведением и своими заявлениями свидетельствовал о своем желании прийти к заключению мира. Если бы он не желал мира, он бы воздержался от сдерживающего влияния относительно требования Англии, именно касательно 5-го пункта прелиминариев. Тогда переговоры безусловно были бы провалены. Наш отказ согласиться на несправедливые притязания британского правительства положил бы конец переговорам, и притом ответственность за их разрыв не пала бы на императора Наполеона. Одним словом, если бы он войну предпочел миру, то ему было бы достаточно только хранить молчание. Он этого не захотел. Он вмешивался активно, ловко, настойчиво, чтобы умерить то исключительные намерения Англии, то своекорыстные расчеты Австрии. Он проводил этот арбитраж не только в направлении, наиболее благоприятном для заключения мира, но еще и с целью дать справедливое удовлетворение нашим прямым интересам.

Первое заседание пленума Парижского конгресса состоялось 25 февраля 1856 г. Вступительная речь избранного немедленно и единогласно председателем графа Валевского звучала очень примирительно и выражала твердую уверенность в предстоящем успехе начинающихся совещаний и в близости мира. Пленум постановил, согласно желанию графа Орлова, никакого особого прелиминарного трактата не вырабатывать, а просто зачитать и, приняв, снабдить подписями протокол о согласии России на 5 пунктов, составленный в Вене и помеченный 1 февраля 1856 г.

Затем постановлено было объявить о прекращении военных действий и перемирии сроком на четыре недели, с тем чтобы этот срок мог быть по истечении четырех недель продолжен. Орлов просил занести в протокол, что не Россия, а другие ведущие войну державы предложили перемирие по своей инициативе. Перемирие касалось лишь сухопутных армий, но не флота. Другими словами, ни Англия, ни Франция не желали немедленно же отказаться от блокады русских берегов. Но, согласно желанию Орлова, было постановлено, что начальникам эскадр будет послано немедленно приказание воздерживаться от каких бы то ни было агрессивных действий против русского побережья.

Наконец, опять-таки по предложению графа Орлова, конгресс постановил, что безотлагательно, со следующего же заседания приступит к выработке окончательного мирного договора. Это было сделано, поясняет в своем донесении Орлов, с целью содействовать скорейшему заключению мира. На этом и окончилось первое заседание, оставившее у графа Орлова хорошее впечатление. Председатель граф Валевский отнесся к России самым примирительным и предупредительным образом. Представители других держав — Англии, Австрии, Сардинии пробовали, но довольно слабо, вступать в полемику, которую, однако, сейчас же прекратили. Перед закрытием первого заседания граф Валевский весьма внушительно предложил участникам конгресса хранить в полнейшей тайне все происходящее на заседаниях и, кроме того, не посылать своим правительствам никаких писем и донесений по почте, а непременно с нарочными курьерами.

Эта настойчивость графа Валевского имела свои мотивы. Французской дипломатии предстояло не очень легкое дело. Наполеон III желал, во-первых, предотвратить всякое серьезное ослабление России и помешать тем самым излишнему усилению Англии и, во-вторых, сделать это так, чтобы Англия не была слишком раздражена и не порвала бы свои союзные с Францией отношения. Требовалось, таким образом, начать дружбу с Александром II, не приканчивая этим самым дружбу с лордом Пальмерстоном. При этих обстоятельствах еще можно было вынудить у британского правительства те или иные уступки и отказ от первоначальных требований. Но для этого прежде всего необходимо было оградить и Пальмерстона и английских уполномоченных на конгрессе, лордов Кларендона и Каули, от нападок и травли со стороны шовинистической части английской прессы. Нужно было поставить прессу и парламент уже перед совершившимся фактом, не давая им возможности агитировать в течение времени, когда конгресс еще только будет вырабатывать свои решения.

Второе заседание пленума конгресса произошло 28 февраля. Оно имело характер предварительного, общего обсуждения некоторых намеченных тем и обмена мнений. Орлову удалось добиться согласия пленума на то, чтобы вопрос о количестве вооруженных сил на Черном море был решен по двустороннему соглашению между Россией и Турцией и уж потом был представлен на утверждение конгресса. Поясняя этот шаг в донесении графу Нессельроде, Орлов утверждал, что такого рода процедура выгоднее для России. В этом же заседании Орлову удалось, при поддержке председателя графа Валевского, достигнуть постановления конгресса о том, что вопрос, касающийся судьбы Дунайских княжеств, будет решен на пленуме лишь в принципе, в общих основных чертах, а подготовка окончательного решения будет передана особой комиссии, которая будет действовать уже после окончания конгресса и затем представит свои заключения на санкцию держав. Графу Орлову казалось нужным отсрочить окончательное решение потому, что сейчас, во время заседания конгресса, еще все-таки слишком сплоченным фронтом выступали противники России, а с течением времени, даже спустя уже несколько месяцев, многое могло перемениться, сближение России с Наполеоном III могло за этот промежуток очень и очень прогрессировать. А с другой стороны, все-таки России было выгодно, чтобы принципиальное решение о Молдавии и Валахии было принято конгрессом, пока он заседает, и чтобы Австрия при этом ровно ничего не получила. И Орлову удалось уже в этом втором заседании добиться согласия пленума на такого рода способ рассмотрения вопроса о Дунайских княжествах. Обсуждался в этом заседании и вопрос о христианских подданных Турции и правах христианских церквей. Великий визирь Али-паша заявил, что султан издал хатти-шериф, обеспечивающий полнейшую свободу всех христианских вероисповеданий, и поэтому конгрессу будет достаточно принять этот факт к сведению. И только граф Орлов протестовал. Он хотел, чтобы о христианских церквах в Турции было особое постановление конгресса, т. е. чтобы религиозная свобода обеспечивалась не простым волеизъявлением султана, а обязательным для Турции решением конгресса. Но в этом Орлов успеха не имел. Впрочем, самый вопрос не имел даже и тени серьезного, реального значения в тот момент. Русский представитель хотел лишь как бы почтить память Николая I и сделать вид, будто больше всего Россия занята судьбами православия в Турции. Сам же граф Орлов был ими озабочен в минимальной степени. Он удовольствовался тем, что конгресс, по его предложению, решил, что при окончательном редактировании текста мирного договора о религиозных делах в Турции будет сказано на первом месте.

Это второе заседание имело, таким образом, как бы распорядительный, предварительный характер. Говорилось больше о процедуре, о том, в каком порядке будет происходить обсуждение. Конечно, и тут не обошлось без некоторой дискуссии по существу. Но уже начиная с третьего заседания пленума, происходившего 1 марта, позиция обеих сторон стала выявляться вполне определенно.